Книга Брестский квартет - Владимир Порутчиков

Несмотря на отчаянное сопротивление наших войск, враг был сильнее. В конце августа вся излучина Днепра от Черкасс до Херсона оказалась в руках немцев. Надежды на отход у флотилии не осталось.

— Прости Костя, но с морем придется пока обождать, — сказал старшина Пивоваров, когда вернувшийся с командного совещания мичман Мякинин довел до экипажа положение дел.

А дела, братишки, были совсем плохи. Судьба Киевского укрепрайона, а вместе с ним и всего Юго-Западного фронта висела на волоске. Две немецкие танковые группы — одна с юга с кременчугского плацдарма, другая с севера — стремительно продвигались к Конотопу, имея целью окружить советские войска восточнее Киева. Две вертикальные стрелки на карте, нацеленные друг на друга как два гильотинных ножа, должны были вот-вот сомкнуться. Но лишь в середине сентября, когда катастрофа была уже неминуема, Москва дала команду на отход…

Потекли из города по заминированным мостам войска. Тяжел был солдатский шаг, мрачны запыленные лица. Бессловесные трудяги войны — они покидали Киев, еще не ведая, какая страшная судьба ожидает большинство из них в приднепровских, изрытых оврагами степях.

Получили приказ и речники. Взметнулся на сигнальных мачтах мониторов и катерков знак «Погибаю, но не сдаюсь» и прощальным салютом прогремели в трюмах взрывы. Вздрогнув от рвущего днище удара, «двести пятый» еще некоторое время оставался на плаву, словно не веря, что так с ним поступают свои, а потом стал быстро заваливаться на правый борт.

— Эх, вроде бы, жестянка жестянкой, а сердце словно кто-то стальными щипцами сжимает… — проговорил старшина Пивоваров, и в глазах его, заметил Костя, стояли слезы. Через несколько мгновений их «бычка» навсегда скрыла невысокая волна. — Ну все — осиротели мы, — сказал тогда старшина и отвернулся.

У Кости вдруг тоже резко пересохло во рту и защипало в глазах. Действительно осиротели — без корабля, без реки, словно берега ее и волны прикрывали, оберегали их от большой беды, с которой моряки вдруг остались один на один.

Осень в тот год выдалась сухая и ясная. В ослепительно синем, словно выметенном ветром небе, не было ни облачка. В другое время только бы порадовались, а тут… Немецкие самолеты летали почти беспрерывно, сбрасывая бомбы и обстреливая из пулеметов отступающие войска.

Однажды вечером, выйдя из хаты, в которой они, измотанные многочасовым маршем, остановились на ночлег, Костя вдруг увидел, что еще вчера настигающие их всполохи разрывов уже охватили все небо окрест. Неужели кольцо сомкнулось и они в окружении?

Мир, такой привычный, добрый мир катился в тартарары, так во всяком случае казалось Соловцу, а хозяйка хаты спокойно мыла ребенка в эмалированном тазу. То, что война продолжается уже четыре месяца, что оставлен Киев и днем и ночью земля содрогается от взрывов авиационных бомб, ничуть не повлияло на привычный уклад простой хуторской бабы, лицо которой лучилось таким спокойствием и осознанием собственной силы, словно и не было никакой войны вовсе, что Костя невольно залюбовался ею. Нисколько не обращая внимания на спящих, хозяйка как следует намылила мальчугана и теперь поливала его из кувшина. Это занятие, видимо, не очень нравилось щекастому карапузу, к тому же мыльная пена лезла ему в глаза, и он — такой маленький, словно лакированный под ниспадающими струями воды, горько и отчаянно плакал, трогательно кривя рот и закрываясь пухлыми кулачками. «Вот дурачок не понимает еще своего счастья. Дом, мама… Когда-то и меня так же…» — подумал Костя и с улыбкой подмигнул малышу. Вдалеке громыхали разрывы, но к ним уже привыкли. Теперь больше пугала тишина.

Соловец незаметно для себя все глубже погружался в сладкую, расслабляющую негу. Вода плескалась совсем уже далеко, и ему на короткий миг полузабытья вдруг привиделся Днепр и Дима Хохлатов. Дима сидел в маленькой лодке и махал морячку рукой: мол, давай быстрей, поторапливайся. Только куда, зачем?! «Откуда ты здесь? А где лейтенант, где Крутицын?» — хотел спросить Соловец и уже открыл было рот, как рвануло где-то совсем близко, а потом еще и еще.

Костя сразу же проснулся. Спал он не больше минуты — хозяйка все еще продолжала мыть малыша, но большинство матросов были уже на ногах. С потолка хаты полетела дранка и солома, на лице женщины отразился испуг и она торопливо перекрестилась. На соседней улице послышалась беспорядочная стрельба, разорвалась граната.

— На выход, быстро! — прокричал в окно старшина. — Немцы прорвались в село. А вы, мамаша, с ребенком бы где сховались, а то не ровен час!..