Глава 1
День не задался. Сперва нас обстреливали русские, потом появился Штайнберг.
Я предупреждал его. Предупреждал много раз:
— Штайнберг, не играй с судьбой. Удача не бывает бесконечной.
— Понимаю… Знаю… — кивал он в ответ на мои увещевания, но по глазам его я видел, что делается это лишь для того, чтобы я отвязался. Ему было наплевать на мои слова, на мое мнение, да и вообще на всех и вся. Штайнберг считал себя лучшим, мир крутился вокруг его «эго».
Он и вправду оказался лучшим из всех присланных нам за последний год новобранцев. То, как он стрелял, восхищало. В снайперском деле Штайнберг был сродни музыканту, способному извлечь изумительные мелодии даже из самого захудалого инструмента, а снайперская модификация 7,92-мм карабина «Маузер» 98k не такой уж плохой инструмент в умелых руках. Те, кто слышал его «музыку» в исполнении Штайнберга, уже не могли ничего рассказать. Они умирали мгновенно. Штайнберг никогда не промахивался, всегда бил точно в цель: сердце, лоб, висок.
Все прибывающие в наш полк снайперы-новобранцы сразу попадали под мою опеку. Одно дело учебка, другое дело передовая. Там за ошибки получишь нагоняй, здесь ошибка может стоить жизни. Мне надлежало проверить навыки новичков и объяснить им все тонкости проведения боевых операций на линии фронта.
Не скажу, что в учебке их плохо дрессировали, — напротив, все, что нужно знать и уметь снайперу, было доведено до автоматизма. Но там, в тылу, тренировки проходят в игровой манере, и «враг», подстерегающий тебя во время полевых учений, не собирается тебя убивать. На передовой же противник реальный, и снайпер для него сущее зло, которое следует искоренять в зародыше. Снайпер забирает жизни врагов в самый неожиданный момент. Хороший стрелок ценится порой гораздо выше целого взвода бывалых бойцов со всем его вооружением, пулеметами, гранатами и тупыми фельдфебелями. Обезглавив отделение, взвод или роту противника, снайпер сеет панику среди вражеских солдат, превращая их из сплоченной боевой единицы в перепуганное стадо. Мы — бич для противника, мы жалим в самые чувствительные места, а потому враги ненавидят нас люто. Нас не берут в плен, уничтожая на месте. Пойманный снайпер не может рассчитывать ни на йоту милосердия. Его удел лишь молиться о быстрой смерти. Таковы реалии любой войны.
Снайпер — хладнокровный, расчетливый хищник-одиночка, способный часами таиться, выжидая подходящего момента, чтобы не оставить своей добыче ни единого шанса. Снайпер — это тень, это часть пейзажа. Нужны месяцы тренировок на местности, чтобы научиться быть незаметным, сливаться с окружающей природой так, что, даже пройдя в двух шагах от тебя, враг остается в полном неведении о твоем присутствии. От этого зависит успех операции, да и сама жизнь стрелка, в конце концов. Поэтому на меня возлагалась задача проверить знания новобранцев на практике и, в случае необходимости, подкорректировать их и исправить ошибки.
Обычно новобранец пару недель проводил под моим надзором, прежде чем мог самостоятельно отправляться на вылазки. Штайнберг, в отличие от остальных, в дополнительном обучении не нуждался. Двигался он бесшумно, как кошка, и в мгновение ока выбирал лучшую позицию и становился невидимым на любой местности — будь то редкий лесок, густые заросли или голая степь, поросшая низкой травой. А стрелком Штайнберг был от Бога… Или от дьявола, что, пожалуй, вернее. Есть такие люди. Все сходились во мнении, что способность убивать людей с одного выстрела дарована ему свыше. Стрельба была его призванием. Когда дело доходило до стрельбы, Штайнберг сливался со своим оружием воедино, и винтовка казалась продолжением его рук, неотделимой частью тела. Признаюсь, он был лучшим из всех снайперов, которых я когда-либо встречал. И, без сомнения, набравшись опыта, превзошел бы меня во многом.
Даже внешне он выделялся среди толпы облаченных в мешковатые мундиры «желторотиков». Статный, красивый парень, умеющий преподнести себя, Штайнберг был выше всех на голову. Форма на нем сидела безукоризненно, взгляд излучал уверенность. С самого начала становилось ясно, что этот парень знает себе цену. Когда он брал в руки винтовку и, прищурив глаз, всматривался в «цейсовский» прицел, он не дрожал и не волновался, как остальные. Он находился на своем месте.
Человек с явными задатками лидера, с чистой арийской кровью, Штайнберг мог бы витать в заоблачных синекурах, глядя на нас с высоты. Он происходил из достойной семьи, его отец имел знакомства среди бонз, и легко мог устроить сына на теплое местечко. Сынок же показал строптивый характер, вляпался в Берлине в какую-то грязную историю и под аккомпанемент материнского плача отправился на Восточный фронт в общем вагоне с ничем не примечательной массой других новобранцев.
Несмотря на то что Штайнберг был новичком, он быстро расположил к себе ветеранов. Ребята одобрительно похлопывали его по плечу, а он делал вид, что так и надо, воспринимая похвалу старших, как данность — ни больше ни меньше. Ему не хватало умения быть в тени, а для снайпера это одно из основных качеств. Гордыня, чрезмерное честолюбие и желание показать всем, что ты лучший, в определенный момент лишают человека осторожности. Упиваясь собственной значимостью и обманчивой безнаказанностью, человек теряет ощущение опасности. Это не смогли вбить в его голову в учебке, не удалось сделать этого и мне.
— Эй, парень, — окликнул его я однажды, когда Штайнберг возвращался с очередного задания. В маскировочном халате, весь измазанный в грязи, он походил на чудом ожившее дерево, оторвавшееся от корней и передвигающееся по земле.
— Да, — он остановился передо мной и удивленно повел бровью.
— Покажи-ка, сынок, свою винтовку, — попросил я.
Штайнберг неохотно стянул ее с плеча и протянул мне.
— Что это? — я указал ему на располагающиеся параллельно друг другу насечки на прикладе. Их было десятка полтора. Вырезанные ножом, они явно выделялись на фоне темно-коричневого дерева.
— Это мои победы, — равнодушно пожал плечами Штайнберг, — сейчас еще две сделаю, только пожру сначала.
— Ты понимаешь, чем это может для тебя закончиться? — спросил я, поднося приклад ему к носу.
— Ничем, герр обер-ефрейтор, — отчеканил он, глядя в пустоту. Ну и упрямая же сволочь!
Его явно сейчас тяготило общение с кем-либо, но он соблюдал субординацию и оставался подчеркнуто вежлив, даже изобразил нечто похожее на строевую стойку. Что ж, и на том спасибо.
— А ну-ка присядь, — уже более спокойно предложил ему я, и он послушно опустился на лавку рядом со мной. На позициях тихо. Русские постреливали, но редко. Лето в полной своей красе, все утопает в зелени, небо чистое без единого облачка. Легкий ветерок слегка колышет листья на деревьях.
— Закуришь? — протянул ему сигарету, но он отрицательно покачал головой.
