Пригоршни земли глухо ударили по крышке гроба, хмуроватые кладбищенские рабочие зарыли могилу и водрузили довольно красивый временный крест.
Я понимал, что, судя по всему, позже, когда земля осядет, здесь поставят какоё-нибудь неординарный памятник, а пока над холмиком земли будет выситься этот христианский символ. Впрочем, моему другу это уже совершенно всё равно: это нужно не мёртвым, это нужно живым, это они продолжают пытаться сохранять неравенство там, где «костлявая» всех уже уравняла и помирила. Хотя, примирила ли?…
Для проведения поминок оказался снят небольшой банкетный зал в ресторане «Астория». Солидность оплаты подтверждали поданные блюда, хотя всё было сделано достаточно строго и быстро. Всего собралось человек пятнадцать, и никого, кроме Машиных родителей, я не знал.
Я скромно отсидел в уголке, позволил себе, хотя и был за рулём, выпить три рюмки и, когда все стали расходиться, ещё раз засвидетельствовал свои соболезнования Маше и её родителям. Я надеялся, что Маша хоть теперь что-нибудь объяснит мне, но она довольно дежурно кивнула и укатила с крупным толстоватым мужиком на «Лексусе».
«Кажется, всё понятно», – с оттенком разочарования в жизни подумал я. – «Не женился пока, да и не стоит, видимо».
Я сел в свою «девятку» и осторожно, стараясь ничего не нарушать, чтобы не объясняться с гибэдэдэшникам в лёгком подпитии, уехал домой.
Я был уверен, что мне действительно понятно если не всё, то основное в этой истории: у Маши начались романы с кем-то из крупных заказчиков Михаила и, видимо, именно поэтому он и решил свести счёты с жизнью. Я знал, что он-то Машку любил.
Дома я достал почти полную бутылку «Смирнова №21» и умял её в одиночестве под завалявшуюся в холодильнике банку красной икры: так я помянул Мишку по-своему.
«Ну и идиот, прости меня господи!» – подумал я, уже захмелев. – «Вот, действительно, не ожидал такого от Мишки: чтобы из-за измен жены взять и уйти из жизни. Неужели такая любовь была? Не понимаю, да хоть какая любовь, но травиться-то зачем?!»
Неожиданно в мою уже достаточно пьяную голову пришла дикая мысль. Что если, что Мишка прав, и жить на этом свете вообще не за чем? Ведь, если разобраться, бытие наше есть вещь неимоверно паскудная. Ты живёшь, тратишь время, получаешь какое-то образование, и – вдруг оказывается, что это вообще никому не нужно, а нужно, чтобы ты продавал для дяди стиральные порошки. Заработать в таком режиме можно, разве что на подержанную «девятку», а какие-то толстые сомнительные личности будут разъезжать на «лексусах» и «мерседесах», трахать твоих жён и всё такое прочее. Хотя я тут же поправил сам себя, что тот, чью жену трахают сомнительные личности, жил последние годы в материальном смысле очень даже не плохо, имел совсем не старенький ВАЗ, а вполне новый «РАВ-4», и жена его ездила хоть и на отечественной машине, но на новой «десятке».
Впрочем, я тут же сказал сам себе, что вот это, видимо, и есть плата за хорошую жизнь. Страна у нас, видимо, такая, что мало-мальски хороший и умный человек за «хорошую» во всех смыслах жизнь заплатит, в конце концов, вот так, как Мишка, то есть, жизнью. Такой вот каламбур, мать его… Или её?
Я много каких ещё философских выводов настроил в своей пьяной голове в тот вечер относительно паскудности нашего бытия и сделал вывод, что мне практически всё с Мишкиной смертью ясно. Мне даже начало казалось, что Маше просто нечего будет мне теперь и рассказывать, так я здорово проработал все гипотезы, превратив их в теории.
Я вообще был уверен, что вряд ли уже услышу о Маше, но я ошибся, как и со всеми своими выводами о причинах случившегося. Оказалось, что я просто вообще ничего не знал.
Глава 11.avi: «Подмена».
Основной кабинет для работы с инакомыслящими практически не пострадал при штурме Дома Правительства. Можно было даже сказать, что когда Колот Винов и Д'Олинго вошли туда, кабинет сиял чистотой. Единственным косвенным свидетельством кипевшей тут когда-то деятельности были засохшие пятна кое-где на кафеле и несколько каких-то уже разлагающихся кусков, валявшихся в лотках с инструментами. Всё это осталось после применения людьми Профессора Хиггинса допросов с различными степенями устрашения.
Капитан осмотрел ряды пыточных агрегатов, кресел и самых разнообразных установок и кивнул:
– Это уже само по себе производит некоторое впечатление. Думаю, фон Анвару, как новому руководителю службы Госудаственной Безопасности, придётся здесь здорово поработать, пока он полностью войдёт в курс дела. Надо передать Садиса под его начало, он ему будет просто необходим. Они должны сработаться: тот ведь тоже, кажется, был одно время стоматологом.
Прозвенел звонок, и в кабинет доставили Хиггинса. Два дюжих солдата из только что организованной личной гвардии капитана-Президента втащили Профессора и застыли, ожидая приказа.
Капитан кивнул на одно из кресел. Гвардейцы впихнули Хиггинса в замысловатый агрегат и прикрутили ремнями в самой, что ни на есть, пикантной позе.
Колот Винов подмигнул лейтенанту и ласково сказал, обращаясь к Профессору Хиггинсу:
– Ну, что, господин Пожизненный Президент, не бывали в этом помещении в таком вот качестве? Мне почему-то кажется, что ещё не бывали… А вот и оказались, наконец! – вдруг резко повысил голос капитан. – Не рой другому яму, не готовь другому пыточного кресла!
Профессор что-то промычал, кажется, пустил ветры и отвернулся, насколько позволяли ремни.
– Фу, – сказал лейтенант, – надо включить кондиционер. А, знаешь, по-моему, он недоволен.
– Ещё бы! – уже совершенно спокойно согласился капитан. – Никому бы такое не понравилось. Ведь ты пойми, задница, – Он снова обратился к Хиггинсу, разгоняя рукой смрад, – я же лично против тебя ничего не имел. Ты сам тут всё устроил, а нагадил – надо отвечать. Чистосердечное признание облегчает, как говорится. И участь облегчает, и кишечник заодно, пойми.
Хиггинс только что-то тихо мычал и смотрел в сторону. Капитан вопросительно взглянул на д'Олонго. Лейтенант пожал плечами:
– Он, кажется, что-то не понимает.
– Угу, – кивнул капитан. – Ладно, сейчас начнёт понимать, оценит моё терпение и доброту.
Он заложил руки за спину, покачался на носках, пожевал губами, и немного подумал.
– Что ж, начнём. Позовите Садиса! – приказал капитан гвардейцам.
Вошёл, подобострастно, но явно картинно кланяясь, Садис. Взгляд его, устремлённый на капитана, лучился преданностью.
– Здравствуй, дорогой! – радушно приветствовал его капитан.
– Салам алейкум, уважаемый капитан, а теперь и Президент! – ещё раз низко поклонился палач. – Пусть аллах пошлёт вам и вашим близким дни процветания и благоденствия! Пусть в садах вашей души нежнейший аромат вьётся над розами ваших мыслей, помогая торжеству справедливости во всей Вселенной! Пусть звезда вашей храбрости вечно озаряет наш путь в этом мире, а враги ваши, глядя на разящие её лучи, трепещут и не в силах будут скрыть свои гнусные замыслы…
