Должен сказать, что я всегда ему завидовал. Нет, не чёрной завистью – мне Мишка очень нравился, мы дружили, особенно в студенчестве, но он был такой способный. Взять, к примеру, все эти компьютерные штучки. Вот он врач, а освоил программирование так, что я, проучившийся на физфаке пять лет, и в подмётки ему не годился.
Я, отработав несколько лет в НИИ прикладной физики местного отделения Академии Наук, в конце концов, вынужден был сбежать оттуда в поисках более или менее приличного заработка, но собственные мои предпринимательские попытки окончились неудачей, и мне пришлось искать наёмную работу. Самое большее, что я сумел сделать, так это пристроиться исполнительным директором в филиал московской фирмы, торговавшей стиральными порошками и прочей дребеденью. Сперва всё было не так уж плохо, но после августовского кризиса моя зарплата превратилась из почти 1800 долларов в 350 (платили нам рублями), и руководство не спешило её пересматривать. Хотя, можно сказать, что мне ещё повезло: я знаю людей, которые после кризиса остались совсем без работы.
Однако я знал, что у Мишки дела как шли прекрасно, так и шли, и не сомневался, что и дальше у него всё будет, как надо.
Поэтому когда его жена Маша позвонила мне сообщить о времени похорон, я был просто в шоке. И ещё меня поразило, что Маша держалась очень спокойно, слишком спокойно для любящей супруги. Я задал несколько вопросов, но даже не по тону, а оттенку Машиного тона понял, что не стоит наседать на неё с расспросами, а, тем более, по телефону.
Сами похороны меня тоже немного поразили. Когда я на своей достаточно пожилой «девятке» подъехал к центральному городскому кладбищу, на котором последние лет десять хоронят только либо сверхуважаемых людей, либо крупных криминальных авторитетов, мне стало стыдно: народу было немного, но самой захудалой машиной оказалась новая «Волга ГАЗ-3110» Машиного папы-профессора, которую, как я слышал, Арсению Петровичу практически подарил Миша. Причём похоронная процессия ожидалась с центрального въезда на кладбище, а не через «обычные» для всех рядовых граждан ворота.
Я скромно припарковался чуть в стороне от нескольких сверкающих металликом иномарок и направился к семье покойного. Маша стояла и разговаривала с парой каких-то очень «крутых» личностей. Увидев меня, она сама направилась навстречу.
– Серёжа! Спасибо, что приехал, я тебе чрезвычайно признательна…
– Боже мой, Маша, мои соболезнования! – Я взял её за руки. – Не могу себе представить… Как такое произошло? Что, что случилось?!
– Серёжа! Не задавай мне пока вопросов, пожалуйста. Спасибо, что приехал, – снова повторила она. – Ты единственный из старых друзей Миши, да и, кроме того… – Маша немного замялась, а я смотрел на неё, ожидая продолжения. – В общем, его основные работодатели просили, так сказать, чтобы похороны проходили без лишней помпы, и чтобы людей было поменьше, хотя и устроили всё вот видишь, где…
– Без лишней помпы? – совершенно непроизвольно удивился я, косясь на немногочисленные но очень дорогие машины: там был даже «Лексус-RX300»!
– Серёженька, я потом объясню тебе ситуацию! Извини, ты побудь тут… – И она величественной походкой вернулась к людям, от которых отошла.
Я проводил глазами стройную фигуру в траурно-чёрном, но, на мой взгляд, коротковатом платье. Такое довольно простое, с первого взгляда ничем не примечательное строгое платьице. Долларов за 300.
От нечего делать, я вытащил сигареты и подошёл к Машиным родителям, тоже стоявшим особнячком. Мишины родители отсутствовали – собственно, у него их фактически, не было, а воспитала его тётка, майор милиции в прошлом. Но сейчас и её не было, и я не стал спрашивать у Маши, почему.
Там вообще была любопытная история детства: как он сам рассказал мне когда-то, мать бросила их с отцом, когда Мишке было 4 месяца. Отец через какое-то время завёл новую семью, а Мишка остался с сестрой отца, никогда не бывшая замужем и своих детей не имевшая. Впрочем, дама она была по своим временам состоятельная, так что Миша вырос, если и без настоящей материнской ласки (тётка его баловала, но бывала часто просто грубовата как работник органов), однако в полном достатке.
С Арсением Петровичем мы были знакомы ещё со свадьбы Маши и Михаила, поскольку я был там свидетелем со стороны жениха. Профессор с женой выслушали мои соболезнования, после чего Арсений Петрович попросил сигарету.
– Арик! – возмущённо-придушенным тоном просвистела Машина мама. – Держи себя в руках! Ты же бросил, Арик!
– Ну, солнышко! – пророкотал Арсений Петрович. – Ну не могу я с нервами совладать, ну что ты… Мы отойдём с Серёжей, чтобы на тебя не дымить.
Марина Степановна возмущённо надула губы, но скандала устраивать не стала, учитывая трагичность момента. Мы отошли в сторону и закурили. Арсений Петрович выглядел более растерянным и расстроенным, чем Маша, и это было мне почему-то неприятно.
– Ну, как он мог, ты подумай, Серёжа, как он мог! – Арсений Петрович, нервно затягиваясь, «выдул» сигарету за минуту, покосился на супругу, и, прикрываясь от неё спиной, попросил у меня ещё одну. – Я не знаю, что уж у Миши там такое стряслось, но совершить самоубийство! Бросить жену, ребёнка! Нет, ты подумай! Что значит: «какие-то неприятности по работе»! Что, у него было безвыходное положение?…
«Так-так», – подумал я. – «Вот это да! Действительно, какие такие „неприятности по работе“?… Ну что же за невезение у Мишки такое: сначала тогда, когда он работал ещё врачом, и теперь вот… Собственно, сейчас это уже невезением назвать просто кощунственно…»
Аресений Петрович продолжал излагать свои взгляды на аморальность самоубийства. Я слушал эти сетования, кивал, поддакивал и курил.
С горки к кладбищу съехал катафалк, последовала традиционная процедура проводов в последний путь и прощания с покойным. Я слегка обалдел, поскольку Мишина могила оказалась практически в одном ряду с «аллеей героев», как у нас в городе называли ряд могил крупнейших мафиозников, которые последние лет десять только здесь находили свой последний приют. Аллея действительно напоминала выставку бронзовых бюстов, но только не Героев бывшего Советского Союза, а героев нашего времени – руководителей крупнейших преступных и не очень сообществ города, фактически, новых хозяев жизни.
Я, стоя рядом с парой мощных ребят, судя по всему, телохранителей кого-то из новых Мишиных знакомых, слушал короткие траурные речи, смотрел на лицо Миши, спокойно лежавшего в гробу и про себя поражался: когда же мой старый друг вышел на подобную орбиту?
Телохранители даже не пытались переброситься со мной парой-тройкой фраз, как это обычно бывает на похоронах даже между совершенно незнакомыми людьми – очевидно, видели машину, на которой я приехал, и не посчитали меня достойным внимания. В общем-то, я и не горел желанием беседовать с ними, хотя, не скрою, ситуация меня интриговала. Хоть и печальное событие, но мало кто на моём месте не строил бы кучу догадок относительно случившегося.
