Щеки греческой гетеры вспыхнули алым пламенем.
— Тебе не следует оскорблять моих гостей, супруга, — сказал Александр. Его пальцы обручем сдавили ее руку. — Где же твои манеры?
— В Согдиане не принято приглашать подобных женщин в приличное общество.
— Я здесь хозяин, — взорвался он. — И если я пожелаю, то усажу за стол даже верблюда.
Роксана кивнула с деланным смирением.
— Похоже, тебе это уже удалось. — Она села на свое место и подняла кубок, — Пью за твоих гостей в знак уважения, какого они заслуживают. — Она с вызывающим видом выпила воду, и одобрительный смех Птолемея согрел ее трепетавшую душу.
— Европа получала клички и похуже, чем «верблюд»! — крикнул Птолемей. — Насколько я припоминаю, Александр, ты называл ее даже более неожиданными прозвищами. — Он осушил свою чашу, а остальные дружно присоединились к его оскорбительному смеху.
— Я вовсе не обижена, господин Александр, — промурлыкала Европа. — Твоя новая жена едва вышла из детского возраста и не разбирается в тонкостях жизни цивилизованного общества.
Роксана отвела взгляд, чтобы не выдать желание растерзать негодяйку, явственно читаемое в ее глазах. Она больше не намерена была принимать участие в вечерних развлечениях приятелей своего мужа. Эту шлюху специально привели сюда, чтобы опозорить Роксану в наказание за сегодняшнее происшествие в лагере. Александр тешил себя, как хотел, но неужели она ему совсем безразлична? Что касается продажной женщины, то пусть та считает ее беспомощной; в свое время Европа еще будет примерно наказана.
Снова стали звучать тосты. Слуги подносили новые яства, а разговоры теперь велись, к удовольствию Александра, на военные темы. Мужчины спорили о целесообразности использования в битве боевых слонов, и спор завершился только после появления группы танцоров из далекого Китая. Их представление включало в себя акробатические номера и фокусы, потешившие и изумившие присутствующих. Александр был очарован и потребовал повторить наиболее поразившие его трюки, а потом подробно их пояснить. Наконец он одарил танцоров кошельком серебряных дариков, отпустил их, а затем потребовал лиру.
— Европа у нас признанная певица, — заявил он и стал наигрывать мотив греческой любовной песни.
Афинянка запела, а Роксану стала одолевать зевота. Александр играл весьма искусно, но пение нельзя было оценить иначе, как второразрядное и фальшивое.
Когда Европа закончила петь, Александр положил инструмент и сделал приглашающий жест в сторону супруги.
— Я никогда не слышал твоего пения. Было бы нечестно просить тебя посоревноваться с Европой, так как она долго обучалась этому искусству, но ты должна показать свои умения. Разве ты не можешь продемонстрировать моим гостям танец твоей страны? — Он фамильярно шлепнул Европу пониже спины и подтолкнул ее назад к Гефестиону.
Роксана изучала гречанку из-под ресниц. Одежда у Европы была ярких оттенков розового, а в ее длинные косы были вплетены нити жемчуга. Лицо гетеры было сильно накрашено, что делало его похожим на маску. Роксана попробовала определить возраст этой девки. Скорее всего, Европе было около тридцати и она уже вступила в период, следующий за первым пиком расцвета женской красоты. Она явно была довольна собой и, прильнув к Гефестиону, пила с ним вино из одной чаши, украдкой поглядывая на Роксану.
— Ну, госпожа супруга?
Вино сделало свое дело. Только человек, близко знакомый с македонским завоевателем, мог сказать, сколько именно пьянящей жидкости он употребил. В подобном состоянии он никогда не пошатывался и не запинался, а говорил даже более четко. Правда, при этом царь становился более коварным и даже, как полагала Роксана, смертельно опасным. Лишь мгновение здравый смысл сдерживал ее порыв, но затем охватившее Роксану отчаяние из-за попранной гордости смело все преграды.
— Как пожелает мой господин, — тихо сказала она, затем встала, шепнула что-то слуге и направилась к занавесу, чтобы дать необходимые указания музыкантам.
Александр рассмеялся.
— Похоже, моя жена порадует наше собрание редкостным представлением.
Слуги погасили большую часть ламп в зале и внесли бронзовый котел, из которого вырывались мерцающие языки пламени; в это время полилась полная сладострастия мелодия. В затемненном помещении царила атмосфера первобытной жизни. Высокие звуки свирелей окунулись в глухой рокот барабанов, чтобы затем воспарить над ним, вызывая у слушателей воспоминания о былых временах.
Роксана, опустившись на колени, замерла в центре комнаты; ее неподвижное тело было окутано тончайшим покрывалом, а золотистые волосы сверкали, словно водопад меди и золота, скрывая неземную красоту лица. Зал наполнил мерный ритм, вызывая у присутствующих воспоминания о минутах безумной страсти и затрагивая чувствительные струны души, и это в равной мере ощущали как греки, так и азиаты.
Затем пальцы Роксаны стали медленно оживать, вначале едва заметно, а затем более явственно, вздрагивая в такт чувственному ритму. Какое-то время двигались только ее руки, а затем она поднялась с пола с грацией воды, текущей по скале.
Складки шелка обвивали ее, лаская тело и подчеркивая его женственные изгибы. Под покрывалом не было видно лица, кроме темных пронзительных глаз, которые, казалось, заглядывали в душу каждому из мужчин. Она кружила перед ними, подобно чарующему видению, скорее сказочному, чем земному, словно парила между небом и землей. Раскинув руки, Роксана плавно изгибала их в такт ударам барабанов, а звуки дудки, поддерживая этот ритм, гипнотизировали слушателей. Она сбросила покрывало на пол и начала вращать бедрами, а в это время ритм музыки стал ускоряться, превращая мистическое очарование в плотскую энергию.
Охваченный необоримым желанием, Александр ощутил, что во рту у него пересохло. Темный локон упал на его лицо, когда он наклонился вперед, вцепившись в край стола.
Роксана бросила в огонь горсть голубого порошка, и пламя засверкало разноцветными искрами. Темп мелодии, творимой барабанами и свирелями, снова ускорился. В мерцающем свете огня бедра Роксаны двигались все быстрее и быстрее, а голые пятки, окрашенные хной, замелькали под тонкими шелковыми штанами, почти ничего не скрывающими.
Лоб Александра покрылся испариной.
Очередное покрывало полетело на пол. Туника Роксаны взлетела в вихре танца, позволяя мельком увидеть прикрытые шелком груди и обнаженную талию, когда она отклонилась назад так сильно, что ее волосы начали подметать пол, а покрывало соскользнуло с лица. Александр уставился на ее извивающееся волной тело с неприкрытым вожделением. Он непроизвольно встал и спустился с помоста, не отрывая от нее взгляда.
Музыка становилась все более необузданной и быстрой, достигнув апогея первобытной страсти перед тем, как резко оборваться, когда Роксана опустилась у ног Александра. Ее кожа блестела от пота, а накрашенные глаза вызывающе сверкали.
На бесконечно долгое мгновение воцарилась полнейшая тишина, а затем Пердикка и Птолемей вскочили на ноги, крича от восторга и бешено аплодируя. К ним присоединился даже Гефестион.
