Тем временем Сидорово-Выдрин углубляется в штудирование документов и так долго в нем пребывает, что у Дениса Ивановича, вовлеченного в этот новаторский спектакль, рождается раздражение. Он уже хочет сказать, что, мол, ты, египтолог, заканчивай уже художественную читку, как вдруг старшина с просветленным лицом приподнимается от документов, вынеся из них следующее заключение:
– Значит, нарушаем?
Вместо того чтоб заинтересованно спросить: ты это где там прочел? – Денис Иванович, который очень торопился, на риторический вопрос С.-Выдрина ответил полным риторическим ответом:
– Чего мы нарушаем?
Старшина послал ему еще один родительский укор, который гласил: нет, Денис Иванович, ты не идеальный зритель – прости мою откровенность. Даже хор персидских старейшин, и тот куда тактичней. Вместо того чтоб закружиться в скорбном, но полном хореографической отточенности танце с многоголосыми выкриками:
О-то-то-то-то-той!
Снова, снова нарушили мы!
Заповеданный нам
Уставом предел
Дерзновенно мы преступили! –
вместо этого ты так по-обывательски себя ведешь, что вчуже за тебя неудобно.
– Вы, я думаю, нетрезвы, – уместил он все это в лапидарном прозрении. – Пройдемте-ка по этой прямой, – и, присев на корточки и с удивительной быстротой двигаясь тылом, нарисовал цветным мелком прямую длиной до шестидесяти метров.
Денис Иванович прошел. Постоял на конечной точке, подышал там свободным от автоинспекции воздухом и бисерным шагом прошел обратно.
– Получилось, – с некоторым удивлением констатировал старшина. – Но я бы из чисто методологической добросовестности предположил здесь долю случая. А вот попробуйте-ка параболу.
Он очень похоже набросал параболу и широким жестом приглашающего за стол сельского дворянина вызвал Дениса Ивановича к новому старту.
– Ну, хорошо, Денис Иванович, – сказал он с невольным уважением, когда тот сделал параболу, как ребенка. – А вот с этим как вы справитесь?
По произнесении этой пошлой фразы сказочного антагониста, сардонически отсылающего Ивана – Коровьего сына зайцев стеречь, он, крякнув и извинившись: «Суставы», вновь опустился на асфальт с коробкой мелков и выбрал из нее тревожно-фиолетовый, меж тем как Денис Иванович, не заботясь, что он стоит у человека над душой, придирчиво наблюдал его работу.
– Это у тебя чего будет? – не вытерпел он наконец.
– Гиперболический синус, – с естественной досадой мастера, отрываемого интервьюерами среди работы, ответил старшина.
– Слушай, у меня с гиперболическими функциями не очень хорошо, – смутился Денис Иванович. – Нельзя без этого? Я бы деньгами…
– Не скромничайте, Денис Иванович, – покачал головой Сидорово-Выдрин, лучше знавший скрытые резервы клиента, – тут до вас люди куда меньших способностей проходили гипоциклоиду, правда, со второго раза, но потом благодарили со слезами на глазах, что я подарил им это забытое ощущение детства…
– Эй, эй, ты куда гнешь-то его? Гиперболический синус не туда загибается!
– Виноват, – признал Сидорово-Выдрин, отступив на два шага и поглядев на получившийся синус прищуренным глазом. – Сейчас все будет.
Когда все стало, Денис Иванович, укрепив прану, пустился по синусу, и хотя под конец он немного растерялся и чуть не утратил равновесия, ему удалось дойти без больших потерь.
Старшина смотрел на него с нескрываемым одобрением.
– В целом неплохо, – отметил он. – Был досадный сбой в исполнении двойного тулупа: ощутимый прогиб поясницы и пальцами было тронуто земли, но, в общем, я должен сказать, что ребята растут на глазах, и надеюсь, на следующих этапах они порадуют нас новыми зажигательными танцами.
Он шагнул в сторону, намереваясь воплотить в оранжевом цвете зависимость максимального напряжения цикла от числа циклов до разрушения, известную также как кривая усталости, но споткнулся о какого-то мальчика, который укусил его за ногу. Оглянувшись, увлеченный старшина увидел, что проезжая часть полна разноцветными детьми, набежавшими, чтобы продолжить его серию рисунков в рамках одобренной муниципальными органами акции «Детские рисунки в борьбе за мир». Созидательное настроение пропало из старшины, он гадливо шагал среди ползающих детей, выбирая ноги, как аист из клубничного варенья, и смотрел на их немудрящие эскизы скептическим зрением.
– Старшина, – спросил его Денис Иванович, – у тебя дети есть?
– Есть, – рассеянно ответил старшина. – Вон тот и вот этот еще.
– Который на КамАЗе рисует «Помой меня, я весь чешусь»?
– Да. Весь в мать.
Они остановились возле девочки в бантах, изображавшей в масштабе один к сорока трем крокодила терроризма, готовящегося проглотить мир.
– В качестве завершения этой части программы, Денис Иванович, – устало сказал старшина. – Пройдите по крокодилу терроризма.
Денис Иванович удовлетворительно прошел по крокодилу, провожаемый проклятиями девочки на него и его род, и они вернулись к машине.
Отношения снова стали официальными.
– Так, – зафиксировал этот факт старшина. – Аптечку вашу покажите, пожалуйста, Денис Иванович.
– Одну минуту, – холодно сказал Денис Иванович, немного затронутый способностью старшины забыть все, что между ними было. – Пожалуйте, смотрите.
– Это, значит, бинт у вас.
– Не без этого.
– В какую общую длину?
– Сто двадцать метров.
– Не мало ли этого? – покачал головой старшина. – А если у вас будет фонтанировать кровь из крупных артерий?
– Если у меня будет фонтанировать кровь из крупных артерий, – Денис Иванович честно попытался представить эту феерическую картину, – я не успею столько наложить на себя.
– Я вынужден проверить его длину, – решил старшина. – Поймите меня правильно, Денис Иванович, это моя работа. Пусть она не всегда проста, но в конечном счете направлена на пользу людей, и я ее люблю.
– Свою работу надо любить, – обобщенно заметил Денис Иванович. – Иначе это ведет к многочисленным неврозам.
– Ну, значит, вы меня понимаете. Будем мерить.
Они разворошили бинт и начали мерить. Через некоторое время они заметили, что мерить им нечем.
– Ну, тут можно как, – раздумчиво сказал Денис Иванович. – У меня в талии ровно метр. Я, правда, в последнее время не следил за собой… ну, может, метр пять, не больше. Закрепить булавкой и наматывать. Ровно сто двадцать раз. Только медленно, а то голова закружится. Мне ехать еще.
Старшина подумал.
– Нет, – решил он. – Метр или метр пять. На сто витков это дает погрешность в пять метров. Мы не можем так рисковать. К тому же поправка на собственную толщину бинта, благодаря которой каждый следующий оборот будет несколько больше предыдущего… Нет. Мерить надо на плоскости.
