Раньше она боялась, но со временем страх ушёл.
У Прайора нехорошая улыбка, но ведь он пешка, просто мерзкий пиджак. Если у него и есть деньги, то принадлежат они кому-то другому. И Эдди она больше не боялась; скорее она боялась за него, поскольку теперь ясно видела, как его воспринимают другие.
«Ладно, — подумала Мона, — это неважно. Она больше не выращивает сомов в Кливленде, и никто никогда не вернёт её назад во Флориду».
Она вспомнила спиртовку, зимний утренний холод, старика, нахохлившегося в своём огромном сером пальто. Зимой он утеплял окна вторым слоем пластика. Тогда тепла печурки хватало, чтобы обогреть помещение, потому что стены были обиты листами жёсткого пенопласта, а поверх них — древесно-стружечными плитами. Там, где проглядывал пенопласт, его можно было ковырять пальцем. Если старик тебя за этим застукает — разорётся. Содержать в тепле рыбу холодной зимой значило только то, что у Моны прибавлялось работы: приходилось накачивать воду на крышу, где стояли солнечные зеркала, отбрасывающие свет в такие прозрачные пластиковые трубки. Отчасти помогали и гниющие по стенкам баков водоросли… Когда идёшь ловить сетью рыбу, поднимается пар. Старик обменивал рыбу на всякую еду, на то, что выращивали другие люди, на кофейные зёрна; отбросы шли на корм рыбам.
Он не был её отцом, он повторял это очень часто, когда вообще открывал рот. И всё же время от времени она задумывалась: а может быть, он ей всё-таки отец? Когда Мона впервые спросила, сколько ей лет, он ответил, что шесть, так что она отсчитывала от этого.
Услышав, как за её спиной открывается дверь, Мона обернулась. В дверях стоял Прайор с золотой пластинкой ключа в руке. Борода раздвинулась, чтобы показать «улыбку».
— Познакомься, Мона, — сказал он, переступая порог, — это Джеральд.
Высокий, китаец, серый костюм, волосы с проседью. Джеральд мягко улыбнулся, проскользнул мимо Прайора в комнату и направился прямо к буфетной стойке — что она, чёрт побери, здесь делает? — напротив изножья кровати. Положил чёрный чемоданчик и нащёлкал на замке код.
— Джеральд — наш друг. Он медик, наш Джеральд. Ему нужно тебя осмотреть.
— Мона, — подал голос сам Джеральд, вынимая что-то из чемоданчика, — сколько тебе лет?
— Шестнадцать, — ответил за неё Прайор.
— Шестнадцать, — повторил Джеральд. Штуковина, которую он держал в руках, походила на чёрные защитные очки, этакие затемнённые линзы со зловещими шишками сенсоров и проводками.
— Значит, чуть-чуть набрасываем? — обернулся он к Прайору. Тот улыбнулся. — Сколько вам не хватает? Десяти лет?
— Ну не совсем, — отозвался Прайор. — Совершенства не требуется.
Джеральд перевёл взгляд на Мону.
— Вы его и не получите. — Он зацепил дужки очков за уши и на что-то нажал; под правой линзой загорелся огонёк. — Но есть степени приближения.
Луч скользнул к Моне.
— Речь идёт всего лишь о косметических процедурах, Джеральд.
— Где Эдди? — спросила Мона, когда врач подошёл ближе.
— В баре. Позвать его? — Прайор взялся за телефон, но тут же положил трубку назад, так и не набрав номер.
— Что это? — Она сделала шаг назад.
— Медицинское обследование, — сказал Джеральд. — Больно не будет.
Он загнал её к окну, лопатки над полотенцем вжались в холодное стекло.
— Кое-кто собирается предложить тебе работу и очень хорошо за неё платить. Им нужна полная уверенность в том, что ты совершенно здорова. — Луч вонзился ей в левый глаз. — Она на каких-то стимуляторах, — сказал он Прайору уже совершенно другим тоном. — Постарайся не моргать, Мона. — Луч переместился на другой глаз. — Что это, Мона? Сколько ты приняла?
— «Магик». — Она сморщилась от света. Холодные твёрдые пальцы взяли её за подбородок, наклоняя голову вправо.
— Сколько?
— Кристалл…
Луч погас. Гладкое лицо китайца оказалось близко, очень близко, защитные очки утыканы всякими линзами, прорезями, маленькими бляшками из чёрных стальных петелек.
— Знаешь ли, нет никакой возможности определить, насколько он чист, — пожурил медик.
— Он чистый, совсем чистый, — сказала она и захихикала.
Отпустив её подбородок, Джеральд улыбнулся.
— Ну это не будет проблемой, — сказал он. — Ты не могла бы открыть рот? Пожалуйста.
— Рот?
— Я хочу посмотреть твои зубы.
Мона перевела взгляд на Прайора.
— С этим тебе повезло, — сказал Прайору Джеральд, с помощью всё того же лучика заглядывая ей в рот. — Состояние вполне удовлетворительное, и по конфигурации он близок к требуемой модели. Коронки, пломбы.
— Мы знали, что можем на тебя рассчитывать, Джеральд.
Сняв очки, Джеральд с полминуты молча глядел на Прайора. Потом повернулся к чёрному чемоданчику, чтобы убрать прибор.
— И с глазами тоже удачно. Очень похожи. Только подкрасить.
Теперь из чемоданчика появился пакет; китаец разорвал его и натянул на правую руку светлую хирургическую перчатку.
— Сними полотенце, Мона. Устраивайся поудобнее.
Она посмотрела на Прайора, на Джеральда.
— Вы хотите посмотреть мои бумаги, анализ крови и всякое такое?
— Нет, — сказал Джеральд, — с этим всё в порядке.
Она выглянула в окно, надеясь увидеть барана, но тот исчез. И небо теперь казалось гораздо темнее.
Развязав полотенце, она дала ему упасть на пол, потом легла на спину на бежевый темперлон.
Это не многим отличалось от того, за что ей обычно платили, даже заняло меньше времени.
В ванной комнате, с раскрытой на коленях косметичкой, размалывая себе очередной кристалл, Мона решила, что имеет полное право на паршивое настроение.
Сперва Эдди сваливает куда-то без неё, потом является Прайор с этим жутким медиком да ещё говорит, что Эдди будет спать в другом номере. Там, во Флориде, ей не помешало бы немного свободы от Эдди, но здесь-то всё по-другому. Ей совсем не хотелось оставаться одной, а попросить у Прайора ключ она до смерти боялась. У него-то, чёрт побери, ключ есть, чтобы он мог в любое время приводить сюда своих кошмарных приятелей. И что это, интересно, за сделка?
И история с пластиковым дождевиком тоже сидела занозой. Чёртов одноразовый пластиковый дождевик.
Она вспушила измельчённый «магик» между нейлоновыми пластинками, осторожно ссыпала в ингалятор, резко выдохнула и, приложив мундштук к губам, вдохнула. Облачко жёлтой пыли осело на перепонках горла; какая-то часть, вероятно, даже дошла до лёгких. Она как-то слышала, что это, мол, вредно для здоровья.
Когда Мона шла в ванну, чтобы закинуться, у неё не было никаких особенных планов, но потом, когда в основании шеи начало покалывать, она обнаружила, что думает об улицах вокруг отеля, по крайней мере, о тех, какие она видела из окна машины. Там — клубы, бары, магазины со шмотками в витринах. Музыка. Вот что сейчас бы не помешало, да и толпа тоже. Можно затеряться в толпе, забыть о самой себе, просто быть. Дверь не заперта, это она знала; Мона уже попробовала её открыть. Впрочем, за её спиной дверь автоматически захлопнется, а у неё нет ключа. Но она же остановилась в этой дыре, так что Прайор не мог не зарегистрировать её у стойки. Мона задумалась, не спуститься ли ей вниз, чтобы попросить у женщины-администратора ключ, но от одной мысли об этом ей стало как-то не по себе. Знает она этих пиджаков за стойками и то, как они на тебя смотрят. Нет, решила она, лучше остаться в номере, застимить новьё Энджи.
