Я изо всех сил скрипел мозгами и взглядом протирал до дыр листы, заправленные в печатную машинку. Уже написанное казалось мне чудовищной ахинеей, и страшно было представить, что я напишу продолжение для этого нечто. От страха меня могла избавить только одна верная подруга – бутылка.
Поэтому я без особых церемоний сообщил Энни, что буду поздно, и поплелся в бар, заранее предвкушая блаженную муть текилы, оттененную кусочком лимона.
Желтый огрызок солнца болтался в рваных облаках всю дорогу, пока я стоял на остановке. Надо было взять такси, но мне почему-то захотелось разнообразия. Очень скоро я пожалел об этом, потому что какой-то жлоб в сером пиджаке забрызгал меня слюной, доказывая, что я вперед него пролез в автобус.
– Да пошел ты! – Я стряхнул его мерзкие слюни со своей новехонькой кожаной куртки и вышел на следующей же остановке. – Да пошли вы все! – крикнул я вслед тарахтевшему автобусу. – Лучше уж пешком…
Алек Хазел, бармен, встретил меня скептической улыбкой.
– Опять не идет?
Я коротко кивнул, между делом рассматривая стройные ножки девицы в мини, которая задорно прощеголяла мимо, постаравшись задеть меня бедром.
– Опять. Хуже всего, что я уже профукал деньги, которые мне заплатили, – улыбнулся я Алеку, пытаясь показать, что и такие неприятности мне нипочем.
Моя натужная улыбка, очевидно, напоминала усмешку висельника, потому что Алек Хазел ни фига мне не поверил.
– Сочувствую, приятель. Текилу, как обычно?
– Валяй. – Я махнул рукой, обрекая себя на неизбежное опьянение.
Через пять минут я уже был знаком с девицей в мини, которую звали Мэри, а через час мы уже были на короткой ноге. А еще через час, уже порядком надравшийся, я поехал к ней домой, где мы провели еще несколько часов за весьма недурственным сексом без обязательств.
Когда я, пошатываясь, выбрался из ее дома, уже смеркалось. Огрызок солнца падал в мусорную яму заката, чему я даже обрадовался. Сумерки – мое любимое время суток. Даже в этом городе, где толком не разберешь, день или ночь – всегда светло, всегда, черт подери, шумно. Он – как большой термитник с подогревом. Люди снуют туда-сюда, как будто каждый день – последний в их жизни. Мне казалось, иногда они даже забывают собственное имя, настолько заняты делами.
Впрочем, в тот момент мне было наплевать на людей. Я хотел только одного: добраться до дома и завалиться на боковую, при этом не разбудив Энни, которая, мурлыча как кошка, будет выпрашивать ласки.
Длинноногая цыпочка из бара, похоже, жила на окраине. Во всяком случае, я не знал района, в котором оказался. Там было удивительно тихо и зелено, так зелено, что у меня в глазах зарябило от переизбытка кислорода… или текилы, все еще шумевшей в голове.
Я пересек аллею и собрался было поймать проезжавшего мимо таксиста, но кое-что отложило осуществление моего примитивного плана.
В самом конце аллеи, окропленная розово-желтыми лучами заката, стояла женщина. Ее волосы напомнили мне песок на Золотом побережье, где мне когда-то посчастливилось отдохнуть. Они были очень светлыми, какими-то золотисто-белыми. Поначалу я решил, что она крашенная, но, подойдя поближе, понял, что ошибся. Это были ее собственные волосы – в этом вопросе меня не проведешь. Глаза у нее были, как две крупные оливки – нежно-зеленые, окаймленные длинными темными ресницами. Стройную фигурку оплетали закатные лучи, так что я не сразу смог разобрать, во что она одета. Но потом, к удивлению, разглядел, что, несмотря на свою яркую внешность, одета она совсем просто, я бы даже сказал, старомодно. Длинное кремовое платье доходило до лодыжек. На плечи был наброшен тонкий газовый шарф цвета оливковых глаз незнакомки. На шее – тонкая золотая цепочка с кулоном в виде маленького скорпиона.
Я поймал себя на мысли, что где-то видел ее. Но где и когда, не мог упомнить… Пора завязывать с алкоголем, пробормотал я про себя. Если уж такие красавицы не откладываются в памяти…
В ее позе было что-то болезненно одинокое, отчаянное, и я невольно почувствовал, что хочу подойти к ней, обнять, защитить. Но не мог. Это ведь не цыпочка из бара, с которой можно было вот так запросто заняться сексом. Впрочем, секса мне не хотелось. Просто хотелось обнять ее и долго-долго держать в своих объятиях.
Остатки текилы придали мне храбрости. Со смелостью больного старого пса, которому уже нечего терять, я подошел к ослепительной незнакомке и хрипло пробормотал, теряясь от звука собственного голоса:
– Простите, леди, может, вам помощь нужна?
Это сиплое «леди» прозвучало совсем уж глупо. Даже я понял. Моя закатная леди нервно дернулась, услышав мой голос. Похоже, мысли ее витали где-то очень далеко.
– Нет, благодарю.
Я удостоился глубокого оливкового взгляда и понял, что тупо радуюсь даже этому проявлению внимания. Ее «благодарю», которое она произнесла надломленным голосом, надолго отложилось в памяти.
– Жаль, – пробормотал я. – С удовольствием бы вам помог.
Она посмотрела на меня, словно вдруг почувствовав мою слабость, и, улыбнувшись, пошла по аллее. Мне ничего не оставалось, как двинуть в сторону дома. Всю дорогу в дребезжащем такси я пытался вспомнить, где мог видеть эту женщину. Но так и не вспомнил – видать, долбаный алкоголь окончательно замусолил мои мозги…
На следующее утро я проснулся с той же головной болью, с которой засыпал. В желудке – черной дыре, обескровленной алкоголем, – гнездилось навязчивое желание чего-нибудь съесть.
В надежде, что Энни приготовила завтрак, я спустился на кухню. Но там меня поджидало уютное семейное собрание, состоявшее из двух женщин: Энни и ее матери. Твою мать! – ругнулся я про себя. Ну почему Энни пригласила эту старую ведьму именно сегодня?!
Тифони Макфел и вправду напоминала ведьму: кустистые брови, никогда не знавшие щипчиков, толстый нос, обагренный алыми прожилками, и мучительно тяжелый взгляд темных, как кофейное зерно, глаз. От этого взгляда мне всегда становилось нехорошо, что уж говорить о том злосчастном утре, когда голова трещала так, будто гномы стучали по ней своими кирками. Внешность Тифони Макфел вполне оправдывала род ее занятий – она владела салоном магии, в котором морочила головы простакам и дурочкам вроде Энни.
– Утро доброе, Тифони, – буркнул я, потянувшись к холодильнику. Может, глоток колы спасет меня от этого сатаны в юбке?
– Для кого утро, а для кого день, – затянула свою волынку Тифони Макфел. – Кто-то гуляет до ночи, спит до полудня, а кто-то трудится, не покладая рук. – Это она намекала на Энни.
Энни смотрела на меня взглядом униженной жены – мать успела прополоскать ей мозги – и делала вид, что не желает со мной разговаривать.
Завтрака не будет, тоскливо констатировал я и, сделав несколько глотков колы, вознамерился удалиться. Но это было не так-то просто. Тифони впилась в меня своим взглядом, как кошка в загривок котенку, и изрекла:
