— Не граждан, а членов киллерской группировки. И не похищенных, а захваченных при подготовке к убийству. Мне кажется, это немножко разные вещи.
— Ну, это по-вашему.
— А, по-вашему, я должен был дать их в асфальт закатать?
— Спокойно, Шилов. Вы должны были вашего, этого, Моцарта, задержать и привлечь к уголовной ответственности.
— Вы, кажется, тоже из оперов? Что вы несете?
Виноградов оторвался от документов:
— Я бы на вашем месте выбирал выражения. Я работаю в оперативных службах почти двадцать лет и привык не любезничать с бандитами, а сажать их в тюрьму. Даже если они в погонах.
— Это вы обо мне?
— Может, и о вас, Шилов.
Оставшийся в ГУВД Федоров пытался прощупать «подельников». По каким-то, одному ему известным причинам, определив Соловьева слабым звеном «шиловской группировки», он начал дело с него.
— Вы понимаете, что можете стать соучастником преступления? — говорил Федоров, искренне веря в свои слова. — Вам это нужно? У вас безупречный послужной список.
— Наш разговор не имеет смысла. Надоело!
— Глупо. Это что, ложно понятое чувство товарищества? Или, может быть, совместные делишки?
— Господи, откуда ж вас таких тупых набирают? — вздохнул Серега.
Отвлекшись от «дела Чибиса», Виноградов зашел с другой стороны:
— На кого оформлена ваша автомашина?
— На меня, — Шилов кивнул на папочку Виноградова, открытую как раз на том месте, где была подшита распечатка из ГИБДД.
— Сколько она стоит?
— Я покупал за десять тысяч долларов США.
— А зарплату опера вы еще помните, Шилов?
— Послушайте, Виноградов, вам не надоело? Весь город знает, что я играю на бильярде. Я два раза срывал призовой фонд на чемпионатах Балтии. У меня родители десять лет живут за рубежом. Они каждый месяц высылают мне по тысяче долларов. Язык отсох объяснять уже!
— Не стыдно в вашем возрасте брать деньги у родителей?
— А не стыдно нашему государству платить такие гроши за нашу работу?
— Ну, я бы таких денег своему сыну не дал бы, — Виноградов перевернул несколько страниц, отыскивая в папке следующий эпизод, к которому можно было бы прицепиться.
— Не повезло ему с отцом…
Вторым Федоров пригласил Скрябина:
— Да он за день прогуливает столько, сколько ты за полгода зарабатываешь! Он не кабинет, а какой-то этнографический музей себе устроил, — Федоров обличающим жестом указал на стену позади стола Шилова, на которой висела пара деревянных масок из Африки.
— Обращайтесь ко мне, пожалуйста, на вы.
— Ты сядешь, а у тебя мать болеет. Кто за ней ухаживать будет?
— Вы пытаетесь меня запугивать. Я вынужден буду жаловаться. В прокуратуру.
Федоров вздохнул, откинулся на спинку стула, промокнул лицо белоснежным платком:
— Позовите следующего.
— Угу. — Скрябин посмотрел на дверь и крикнул таким голосом, как будто приглашал пациента из очереди на прием к врачу: — Следующий!
— Как часто вы встречались с Дробышевым по кличке Моцарт? — спросил Виноградов.
— По мере оперативной необходимости.
— Кого еще из представителей криминалитета знаете лично?
— Всех перечислять — на обед опоздаете.
При этом ответе Шилова Виноградов непроизвольно посмотрел на часы. Спохватившись, задал вопрос строгим тоном:
— Мотивы ваших контактов?
Шилов достал ксиву и, демонстрируя ее в раскрытом виде, пояснил:
— Видите, у меня в удостоверении написано: «Старший оперуполномоченный по особо важным делам». Мне кажется, это достаточное основание.
— И вас хотели назначить начальником отдела?
Шилов облокотился на стол и с сочувствующим видом покивал головой:
— Ужас!
— А еще по указанию товарища Шилова мы покупали оружие для Саддама Хусейна, — делая большие глаза и то и дело оглядываясь на дверь, говорил Федорову Леня Василевский.
— Идите, вы свободны, — почти простонал Федоров.
— Подождите, я вам расскажу про его дружбу с Шамилем Басаевым. — Идите…
Виноградов положил перед Шиловым лист чистой бумаги:
— Та-а-ак, сейчас вы напишете собственноручное объяснение…
— Да не смешите меня, я ничего не буду писать, — Шилов оттолкнул бумагу.
— Отказываетесь?
— Отказываюсь.
— Ну хорошо. — Виноградов положил чистый лист в ящик стола с таким бережным видом, как будто на нем каким-то образом оказался зафиксированным отказ Шилова давать объяснения. — Тогда придете в прокуратуру.
— По какому же делу, позвольте спросить?
— По делу о похищении граждан Краснова и Селиванова. Вот их заявления, — так, чтобы Шилов не мог ничего прочитать, Виноградов показал какие-то бумаги с рукописным текстом, и на лице его промелькнула тень торжества. — До скорой встречи, Шилов.
Шилов вышел из кабинета — и тут же, приоткрыв дверь, заглянул обратно.
Виноградов замер с протянутой к телефону рукой.
— Песику своему, Сеньке-Тузику, огромный пламенный привет, — злым и веселым голосом сказал Шилов.
— Не понял…
— Вы передайте, он поймет!
Когда дверь закрылась, Виноградов пробормотал:
— Оборотень, точно.
— Ты кто такой? — Стянув с головы кепку, Джексон навис над столом, за которым сидел Федоров. — Ты что от меня хочешь?
Простой вопрос почему-то вызвал у Федорова затруднения. Промокнув платочком лицо, он как-то неуверенно ответил:
— Я вообще-то представитель Управления…
— Вали отсюда, представитель. У меня контузия, мне все по барабану. Меня в Кандагаре до сих пор боятся. Я сейчас как разволнуюсь — и порву!
Собрав бумаги, Федоров пулей вылетел из кабинета и в коридоре чуть не сшиб Громова.
— Это… Это просто банда какая-то! — пожаловался он, и, обогнув начальника УУР, нервной походкой поспешил к лестнице.
— Ну, слава богу, — наблюдая за ним, сказал сам себе Громов.
К особняку УСБ Федоров подкатил на личной «десятке», подметая асфальт полой своего бежевого плаща, который, в расстроенных чувствах садясь за руль, прищемил дверью.
В это время Шилов как раз вышел на улицу. Вытянувшись по стойке смирно и отдав честь, он пропустил Федорова, который, злобно зыркнув глазами, молча проскочил мимо и попытался открыть дверь Управления не в ту сторону.
