теткой Мартой он к месту и не к месту поминал свою поездку в Париж, врал про то, что происходит из польских князей, и про то, что при крещении его нарекли Фердинандом.
— Фердинандом? — удивлялась тетка Марта. — А почему ж вас теперь Яковом зовут.
Фира спохватывался, вспоминал, что он теперь Яков Ефимович, и начинал еще больше врать, что, когда его княжеская семья (ха-ха!) была предана гонениям, и они вынуждены были бежать на Украину, его по ошибке еще раз окрестили и нарекли Яковом.
— Иаковом, если быть точным, — пояснял Фира и врал, и врал дальше.
На такие Фирины козни Прокофий Иванович отвечал бесконечными рассказами о своих необыкновенно полезных исследованиях в области флоры и фауны края. Прокофий Иванович преподавал в местной школе ботанику и природоведение, за что Фира прозвал того ботаником. А тетка Марта слушала россказни обоих вралей с большим удовольствием. Ей было ужасно приятно, что ей оказывали внимание два таких «содержательных», как она выражалась, человека.
Наконец это представление мне уже порядком поднадоело, и я предложила отправиться спать. Тетка Марта пошла готовить нам постели, а мы с Лялькой решили немного прогуляться по саду.
Поплутав в темноте между деревьями, мы уселись на лавочку под кустом сирени и предались созерцанию: Лялька пялилась в небо, я — на соседний дом.
— Хорошо-то как, — вздохнула Лялька и еще выше запрокинула голову. — Если бы не ваш Фира, торчала бы сейчас где-нибудь на Майорке в духоте. А тут красотища какая! А, Марьяшка?
— Вы ж, кажется, в Италию с Борисом собирались?
— Ну торчала бы сейчас где-нибудь в Италии. Какая разница?
Я согласно кивнула. Еще бы. Разве можно сравнить какую-то Майорку с Большими холмами? Никак нельзя. А если учесть, что Лялька со своим богатеньким Борюней постоянно мотается по всему миру по всяким модным курортам, то понять ее легко. Ну действительно, сколько можно? Ведь одно и то же. Пальмы, пляжи, рестораны. Бриллианты, смокинги, журфиксы. Надоело. А тут ни тебе пальм, ни тебе моря-океана. Одна сплошная экзотика. А если принять во внимание тот факт, что по нашей милости человека убили, то ко всей большехолмской экзотике прибавляется еще и экстрим.
— Между прочим, эта экзотика может нам таким еще боком выйти... — молвила я. — Убийство в подъезде — история препоганенькая...
Лялька продолжала мечтательно пялиться в небо.
— Ничего, — ответила она, — обойдется. Мы здесь ни при чем. Это пусть твой Макс волнуется.
Мимо нас рысью пробежал Фира.
— Кажется, шланг забыл убрать, — бросил он на ходу. — Упрут еще, нехристи.
Фира нырнул в кусты смородины и растворился в темноте.
— Смотри-ка, — усмехнулась Лялька, — наш-то самозванец как здесь освоился. Хозяйничает на правах настоящего родственника.
Вдруг со стороны сада, куда только что пробежал Фира, донеслись непонятные звуки. Там кто-то сначала коротко вскрикнул, потом будто бы что-то упало, потом затрещали не то кусты, не то деревья и потом вновь воцарилась тишина. Мы с Лялькой удивленно переглянулись.
— Что это? —тихо спросила она.
— Не знаю.
Мы вскочили со скамейки и, не сговариваясь, кинулись в глубь сада.
— Фира! — крикнула я. — Где ты?
В ответ донесся сдавленный стон. Не разбирая дороги, мы помчались вперед, пока не уперлись в соседский забор.
— Тупик, — сказала я. Лялька со мной согласилась.
— Что это было? — задыхаясь, спросила она. — Неужто правда привидение?
Я присела на корточки и потянула за собой Ляльку. Ни в какие привидения я, естественно, не верила, но считала, что конспирация никогда не повредит. Впрочем, какая может быть конспирация от привидений.
— Присядь, — сказала я, — не светись. И вообще давай дальше ползком...
— Ты что с ума сошла? — зашипела на меня Лялька. — Я же в новых джинсах. Потом не отстираю.
На Ляльке действительно были новенькие белые джинсы, фирменные и наверняка дорогие. И если к своим вещам я отношусь без излишнего трепета, то чужую аккуратность уважаю.
— Ладно, — сказала я, — посиди пока здесь, а я на разведку сползаю.
Я поползла, как мне показалось, в сторону огорода, но никаких грядок на горизонте почему-то не наблюдалось.
«Фонарь нужен, — подумала я. — Ни черта в темноте не видно». Но тут моя рука наступила на что-то мягкое. От неожиданности и страха я, как кошка, отпрыгнула от неопознанного лежачего объекта и тут же снова приземлилась на четыре конечности. На земле что-то зашевелилось и застонало.
— Эй, — тихо позвала я. — Фира, это ты?
Объект не ответил, а только подергал ногой. Я подползла поближе. Фира лежал на земле, уткнувшись лицом в траву. Я быстро ощупала голову, спину, плечи. Кажется, все было на месте и без особых увечий.
— Фира, — снова позвала я, — что с тобой? Где болит?
Я не на шутку испугалась и, взявшись осторожно за плечи, перевернула старика лицом вверх. Фира снова глухо застонал.
— Фирочка, миленький, — запричитала я, — да что с тобой?
В темноте мне было совершенно не видно, что у Фиры с лицом да и вообще со всем остальным.
К нам подскочила Лялька.
— Что тут у тебя? Это кто? — она ткнула пальцем в уже опознанный, но все еще лежащий на земле объект.
— Фира, — ответила я. — Давай-ка оттащим его к дому.
Мы подхватили старика за руки, за ноги: Лялька за руки (она все-таки посильнее), а я за ноги и потащили в сторону дома. И хотя на вид старик был мозглявенький, тащить его было тяжело и неудобно. Я два раза роняла его ноги на землю, а потом бежала за Лялькой, пытаясь на ходу их подхватить. Но сильная Лялька, не обращая на меня внимания и не сбавляя шага, тащила Фиру волоком. При этом ей приходилось, бедной, пятиться назад, потому что я сказала, что нести живого человека ногами вперед — это плохая примета.
Наконец мы втащили Фиру в дом и, не зная, куда бы его пристроить, положили прямо на пол. Оно и правильно. Во-первых, Фира был грязный — весь в земле, во-вторых, физиономия у него была в крови, а в-третьих, если у него что-то было сломано, так его все равно надо было класть на что-нибудь жесткое и ровное. Так нас учили на гражданской обороне.
В этот момент, как назло, из кухни вышла тетка Марта.