и волновался не на шутку, то репетируя их диалог, то припоминая, все ли купил для того, чтобы она сразу почувствовала себя как дома.
Порой набегали тревожные мысли, и отделаться от них было непросто. Беспокоил долг хозяйке, при том, что денег после всех трат осталось в обрез. Давно Олег не жил в долг, а вот теперь, на старости лет, придется. Но он говорил себе, что на этой неделе — зарплата, еще часть займет и рассчитается с хозяйкой. Зато полгода можно будет жить спокойно, а за это время многое может произойти. Пугала мысль о разводе, о размене, о том, как будут выстраиваться его отношения с Алиной — она стала такой нетерпимой. А потерять ее Олег не хотел, помнил ту нежность, которую испытывал к дочери в детстве, и надеялся, что она еще вернется, как возвращается все хорошее, настоящее…
Он на какое-то время будто проваливался в свои мысли, и слепо шел вперед, не замечая ни зелени деревьев, ни лиц прохожих, ни переходов, по которым пересекал улицы. Затем спохватывался, напоминал себе, что нечего заранее паниковать, что он все делает правильно, а значит, все хорошо будет и впредь, и уверенно шагал вперед, снова улыбаясь прохожим и наслаждаясь погодой.
Он шел по Проспекту, держась теневой стороны улицы и глазея по сторонам с любопытством приезжего. Зачем-то зашел в зоомагазин и долго рассматривал рыбок в многочисленных аквариумах и попугаев в клетках. На добрый час пропал в «Академкниге», ничего не купил, зато отвел душу в листании новых изданий. Посидел на лавочке напротив старого Дома печати, съел шоколадное мороженое. Добрел, все больше замедляя шаг, до Круглой площади — и тут вдруг ощутил такую усталость, что назад вернулся на метро и больше уже никуда в этот день не выходил. Вечер скоротал у телевизора, готовя пельмени и попивая сухое вино, которое купил на оставшиеся деньги.
Подведя ближе к ночи итоги выходных, он честно признался себе в том, что тревоги ощущает все-таки гораздо больше, чем радости. Но это легко объяснялось переменой обстановки, неуверенностью в будущем и шатким материальным положением.
Утешая себя, решил, что к первому скоро привыкнет, второе с помощью Дианы пройдет, а третье — легко поправимо.
«В общем, жить можно, — думал он, устраиваясь на разложенном диване и чувствуя себя так, будто находится в гостинице в чужом городе. — Еще бы диван не скрипел и не бубнил телевизор за стеной…»
На минуту им овладело острейшее желание схватить свои вещи в охапку и бежать отсюда сломя голову. Этот приступ паники испугал и расстроил. Но он опять сумел внушить себе, что это нервы, от одиночества и резкой перемены образа жизни, надо лишь немного потерпеть, и все обязательно устроится.
«Завтра я увижу Диану, а это самое главное, — подумал он, ложась на бок и накрываясь одеялом с головой, как в детстве. — Она поймет и оценит. В конце концов, для кого все это делается?»
Глава четвертая
Диана начала надоедать Олегу с самого утра. Она прямо-таки замучила его расспросами: какой сюрприз он ей готовит? Но Дольников стойко держался, посмеиваясь над ее нетерпением.
— Давай, работай, — ворчливо говорил он. — День впереди. Нечего отвлекаться на всякие пустяки.
— Так значит, это пустяк? — ловила его на слове Диана.
— Ну, не совсем… — пускался в туманные объяснения Олег. — И даже совсем не пустяк. Но тебе пока лучше не знать. Завалишь всю работу.
— Работа, работа! — рассердилась Диана. — Только и слышишь от тебя «работа». Как будто мало работаю. Я, между прочим, в этом месяце уже две нормы выполнила! А в прошлом — три. А в позапрошлом…
— Знаю, знаю, — поднял руки Дольников. — Если бы не ты, у нас вообще нечего было бы ставить.
— Опять смеешься! — вспыхнула Диана. — Я серьезно говорю, а тебе только смеяться.
На ней сегодня была белая блузка без рукавов и белые джинсы с модными прорехами на коленях, сквозь которые светилась смугловатая матовая кожа. Наряд был рискованный для редакции, но этой моднице все прощалось.
— Какая ты красивая! — вырвалось у Олега.
Диана посмотрела на него странно, то ли с горечью, то ли с удовлетворением, он не понял. Но так она еще никогда на него не смотрела, и это была какая-то новая нотка в их отношениях, в которой ему еще предстояло разобраться.
— Я серьезно, — улыбнулся Олег, по-своему истолковав ее взгляд.
— Спасибо, — сказала Диана.
Она помолчала, собираясь с мыслями и искоса поглядывая на Дольникова. Он тоже молчал, делая вид, что занят работой, но на самом деле ожидая, что она еще выкинет.
— Не скажешь? — спросила вдруг Диана таким ласковым, вкрадчивым голоском, что Олег невольно расхохотался.
— Нет!
— Гад! — воскликнула Диана.
Олег засмеялся еще громче, глядя на нее. Сердясь, Диана становилась такой трогательной — ну просто обиженный ребенок, которого лишили любимого лакомства.
— Ну, скажи! — взмолилась Диана, меняя тактику. — Ну, Олег! Пожалуйста. Ну что там такое? Ты хотя бы намекни, а я сама догадаюсь. Так даже интереснее? Это какая-то вещь, да?
— Вечером все увидишь, — ответил непреклонно Дольников.
— Но хотя бы на какую букву начинается?
— Отстань, — смеялся Олег.
Диана надула губы.
— Я, между прочим, тоже хотела тебе кое-что рассказать. Но если ты молчишь, то и я ничего не скажу.
Взгляд ее был странен, но Олег не придал этому значения. Пытается взять его на простейший трюк — знаем мы эти фокусы!
— И не надо, — улыбнулся он. — Я не такой любопытный, как некоторые.
— Ну, Олег! — закричала Диана. — Ну, скажи!
Вошел Рябоконь, чему Олег даже обрадовался. Коля сходу двинулся к Диане, но она ловко увернулась от него и выскочила из кабинета, укоризненно и непримиримо взглянув на Дольникова.
Несколько разочарованный, Рябоконь подошел к окну и остановился перед ним, выпятив живот, украшенный очередным пятном.
— Сидит, — сказал он одновременно с осуждением и восхищением.
Олег, испытывая самые радужные чувства, подошел к Коле и встал рядом с ним. Девушка в доме напротив все в той же позе сидела на подоконнике, держа сигарету в опущенной руке и поглядывая вниз с таким равнодушием, точно смотрела на морские волны.
— И не учится, наверное, нигде, — сказал Коля.
— Наверное, — ответил Олег, думая о своем.
— Второй месяц сидит. Раньше ее здесь не было. Кто, интересно, ее сюда заселил? Квартиры тут недешевые…
— Жениться тебе надо, Коля, — сказал Дольников, отходя от окна. — В редакции полно женщин, а ты теряешься. Мама не вечная. Чего ты тянешь? Старости ждешь?
— А куда торопиться, Олег? — спросил Коля, улыбаясь как-то
