— Есть еще осенняя ярмарка. Ее проводят сразу после Дикой ночи.
Директор осекся и прикусил язык. Помолчал минуту и торопливо продолжил:
— Школьники приносят на нее поделки. Вы тоже можете что-нибудь придумать для своего класса. Вы умеете лепить из глины, вышивать, плести коврики из тряпок?
— Боюсь, в этих ремеслах я не сильна.
Директор разочарованно вздохнул, а мне стало стыдно.
— Как насчет поделок к Новому году? Украшения и гирлянды из бумаги?
— Сойдет, — повеселел Степпель. — Постарайтесь проводить больше времени со своими учениками. И не только в стенах школы. Это поможет вам быстрее влиться в местное общество и заслужить доверие горожан.
— Приму к сведению.
И тут раздался первый гром. Он громыхнул совсем близко — будто бомба взорвалась над нашими головами! Темные улицы на миг осветились мертвенным голубоватым светом. С крыши снялась стая ворон и начала заполошно носиться над улицей.
От страха мы с директором присели и вцепились друг в друга.
— Ого! — ошеломленно сказал он. — Надо поторапливаться! Нехорошая гроза. Очень сильная. Местные говорят, такие грозы насылает призрак Грабба.
И верно, погода изменилась на редкость стремительно. В этом определенно было что-то аномальное. Что-то... сверхъестественное. Инфернальное. Как будто природа взбеленилась и решила обрушить на людей свой гнев.
Разговор пришлось прекратить. Все завыло и засвистело. Порыв ветра подхватил кучу сухих листьев и бросил под ноги. Резко блеснула вторая молния, тут же прогремел гром. Клочья туч крутились в темном небе, но дождя пока не было.
Во дворах послышались крики — жители предупреждали друг друга. Хлопали ставни, запирались замки. Хозяйки торопливо срывали с веревок белье. Они пробегали к дверям, бросая на нас испуганные взгляды.
Мы припустили со всех ног.
Дул ледяной ветер, гнал тучи, мотал вывески. Флюгера крутились, как бешеные. Фонари качались на цепях. Все окна были темны, ставни закрыты на тяжелые перекладины. Первые капли гулко забарабанили по жестяным навесам. Улицы опустели.
Скорее бы добраться до коттеджа! Будет славно сидеть у теплого камина и слушать, как снаружи бушует буря и дождь бьет в стекло. У меня в саквояже припасена баночка черничного варенья — подарок Анны, а в корзине из трактира остались булочки. Я вскипячу чай, намажу булочки вареньем — густым, глянцевым, сладко-пряным, буду угощаться и читать книгу… На вокзале я купила приключенческо-любовный роман. Героини в таких книжках сплошь трепетны и робки, а герои — мужественны и благородны. Я читала об их приключениях с удовольствием и иронической грустью, потому что успела убедиться — в жизни таких мужчин не бывает...
Но надо и директора пригласить к себе: куда ему добираться до дома в такую погоду! Пусть переждет у меня.
Этими мыслями я подбадривала себя, потому что сил не осталось, ноги подгибались, и каждая ледяная капля, что падала за шиворот, заставляла вздрагивать. Только бы успеть до того, как начнется настоящий ливень!
Молнии били редко, но сильно: всполохи ослепляли, уши закладывало от раскатов, а дождь все не начинался, и в этом тоже было что-то зловещее.
* * *
— Вы можете быстрее? — взмолился господин директор, шустро перебирая худыми кривоватыми ногами. Его сухонькое лицо стало красным от напряжения. — В такую грозу лучше оставаться под крышей.
— Переждете у меня! — предложила я, стараясь перекричать ветер.
— Придется!
Наконец, показался дом изобретателя. Провода искрили и гудели, стрелки приборов на окнах крутились, как бешеные. Я живо представила, как господин Анвил, любитель гроз, торчит на крыше, раскинув руки, подставив лицо буре, и демонически хохочет. Такая гроза с «любопытной конвективной неустойчивостью» должна его радовать.
Я же не испытывала никакой радости. В этот момент, наконец, хлынул дождь, мигом промочив и жакет, и платье. В туфлях захлюпало, господин директор издал несколько горестных воплей.
Мы помчались к учительскому коттеджу. Занавески на распахнутом окне тяжело хлопали, как флаги; наверняка через окно налило. Но я не успела посетовать на свою забывчивость, потому что громыхнуло с такой силой, что я поскользнулась и шлепнулась прямо в лужу. Черная вода вперемешку с грязью на миг вспыхнула огненно-лиловым, отражая молнию. В ушах у меня тоненько зазвенело, сердце на миг остановилось.
Молния ударила совсем рядом! Запахло озоном, — в точности, как в лаборатории электромансеров в академии, — и гарью.
Я подняла голову и увидела искаженное лицо господина директора. Он стоял как вкопанный, слегка присев на полусогнутых коленях, прямо посреди лужи, но, кажется, не замечал дискомфорта. Его рот открывался и закрывался, но я не слышала ни звука. Неужто Степпель онемел от страха? Лицо у него было белее снега.
Лишь спустя несколько секунд я поняла, что лишилась слуха. Но он возвращался. Сквозь звон в ушах до меня донеслось:
— Черт побери! Черт меня побери! О, нет! Не может быть!
Степпель повернул ко мне бледное лицо:
— Ваш коттедж! На помощь! Пожар! Горим! — теперь он вопил во все горло. — Эрика! Беда!
Я вскочила, как на пружинах, забрызгав директора грязью. И увидела то, что так его напугало.
Учительский коттедж горел. Пламя карабкалось по стропилам, и вскоре огонь принялся лизать стены. Краска сворачивалась и трещала. Черепица лопалась со звоном, гудели железные листы. Увы, дождь не успел как следует промочить дом, и теперь он погибал на глазах с удивительной скоростью, будто сделанный из соломы!
— Молния! Она ударила прямо в крышу! Я видел это своими глазами! Пожар! Горим!
Не думая, что делаю, я ринулась к дому.
Там все мои вещи! И деньги! И недочитанный любовный роман!
Степпель прыгнул мне на спину и удержал. У него оказались сильные жилистые руки, которыми он крепко обхватил меня за талию.
— Куда! Сгоришь заживо! Сейчас приедет пожарная команда!
Откуда-то набежали люди. Далеко не все они успели накинуть дождевики, но у многих в руках были ведра и банки. Однако толку от горожан было мало: они суетились, мешали друг другу и боялись подходить к полыхающему коттеджу.
Где-то далеко зазвонил тревожный колокол.
— На пожарной каланче уже знают! — крикнули в толпе. — Надо сообщить Робервалю! У него есть своя пожарная команда на лесопилке!
— Да какой толк, — весело возразил мужской голос. — Пока доберутся, тут одни угольки останутся!
Я стояла, обхватив щеки ладонями, и смотрела, как мое жилье превращается в груду головешек.
Дождь продлился не более минуты; теперь с неба падали лишь редкие капли, да и раскаты грома затихли. Тучи убегали вдаль. Гроза, нанеся подлый удар, величаво удалялась.
