— А почему лично вы, господин Роберваль, так настроены против меня? — спросила я в лоб. — Тоже из-за суеверий?
Вот еще один мой принцип: выяснить отношения с самого начала. Это экономит время и помогает избежать недомолвок.
Принцип принципом, но ответа я ждала с некоторым страхом. Не все любят подобную прямоту. Предсказать реакцию Роберваля я не могла: во всяком случае, он точно не стушуется и не станет фальшиво блеять извинения вроде: «Что вы, что вы, я прекрасно к вам отношусь, вы меня не так поняли!» Враждебность сквозила в каждом слове и взгляде, обращенным ко мне. А ведь я ничего ему не сделала!
— Лично к вам я не испытываю никакой неприязни, — ровным тоном ответил Роберваль. — Разве я сказал вам что-то грубое? Я был бы настроен против любой учительницы с даром. Во-первых, многие жители города работают на моих лесопилках. Их труд опасен. Вы не представляете, насколько суеверны мои рабочие. Зачем мне волнения и толки? А они будут. Как вы уже поняли, вас тут встретили настороженно. Вы уже допустили несколько промахов, которые вам будут припоминать.
Да уж, серьезные промахи, саркастически подумала я. Прошла под старым деревом, дотронулась до его коры и выбросила оберег. Казнить меня на месте за такое.
— А во-вторых?
— Во-вторых, я в принципе недолюбливаю Одаренных. У меня есть на это свои причины. Они не имеют ничего общего с суевериями. В-третьих, у вас учится моя дочь. Я не хочу, чтобы она изучала этот ваш новый предмет. Детям не стоит знакомиться с принципами управления феноменом, свойства которого до конца не изучены.
— Поясните второй пункт, пожалуйста.
Роберваль даже дернулся. Мой вопрос граничил с наглостью.
Еще бы, светские дамочки, типа его столичной подружки Вильгельмины, не станут давить на мужчину. Они будут смеяться, говорить иносказательно, пересыпая речь уклончивыми намеками. Хлопать ресницами, изображать смущение. Нет уж, не на ту напал. Он первый открыл враждебный огонь. Теперь пусть расхлебывает.
— Такие люди как вы часто представляют опасность для общества. Вы прибыли из столицы. Вы должны знать, как широко востребованы Одаренные в преступном мире. Только в прошлом году было четыре громких процесса. Судили Одаренных, которые использовали свои таланты не по назначению. Мое убеждение: вас всех нужно ставить на особый учет. И далеко не все ваши таланты нужно развивать. А дети… любят шалить. И тут мы переходим к пункту третьему.
Его губы исказила недобрая улыбка.
— Регина не будет посещать ваши дополнительные занятия. Но вы также ведете уроки словесности, географии и истории. Не смейте выходить за рамки учебников. Никаких рассказов о сверхприроде. Об Одаренных. Иначе пожалеете.
— Ого! Вы уже угрожаете!
— Нет, пока предупреждаю.
Он свел густые брови, наклонил голову и посмотрел на меня тяжелым взглядом своих мертвых глаз.
Наверное, так он ведет себя с работниками и подчиненными, когда хочет их запугать. Но меня запугать ему не удалось. Меня охватил боевой задор пополам с гневом. К счастью, подошел Степпель, и я не успела в запале наговорить лишнего.
— Госпожа Верден...
— Зовите меня Эрика! — я ослепительно улыбнулась. После слов Роберваля я особенно оценила дружелюбное отношение директора.
— Эрика... нам пора домой. Что-то погода мне не нравится.
Он задрал голову, и я осознала, как темно стало на площади.
Солнце спряталось за домами, между фонарей ходил старенький фонарщик в пальто с пелериной и, шаркая подошвами, зажигал лампы шестом. В историческом центре стояли старинные фонари, не электрические. Прогресс коснулся только главной улицы, здесь же горожане предпочли сохранить дух города.
Небо затянули темно-лиловые тучи. Низкие, клочковатые, они бежали с необузданной силой. Край солнца еще светил, но свет его стал багряным и тревожным. Налетел порыв ветра; я едва успела удержать шляпку на голове, юбка хлестнула по ногам.
— Наблюдается любопытная конвективная неустойчивость в атмосфере, — подтвердил господин Анвил. — Может случиться гроза. Посмотрим, что показывают мои приборы.
Он взял трость и быстро зашагал прочь.
— Скорее! — поторопил меня директор. — Мы не захватили зонтик. Сейчас хлынет!
Я пошла к нему, но тут господин Роберваль поймал меня за локоть. Не успев ничего подумать, я резко вырвалась. Сердце заколотилось у меня в груди, а по коже побежали мурашки, когда я посмотрела ему в лицо.
Он спокойно спросил:
— Подвезти вас? Мой автомобиль за углом.
— Не стоит, — огрызнулась я. — Если горожане увидят в вашем автомобиле Одаренную, им это не понравится. Зачем вам на лесопилке пересуды и волнения?
— И то верно, — легко согласился Роберваль, поклонился и взял Регину за руку и повел ее прочь.
— До свидания, госпожа Верден! — весело прокричал детский голосок.
Глава 8 Инфернальная грозаНебо тем временем совсем потемнело, а порывы ветра становились все холоднее.
Мы с господином директором шли быстрым шагом, но все же я продрогла до костей. Чтобы скоротать дорогу, я завела разговор.
— Как люди развлекаются в Крипвуде?
— Развлекаются? — Степпель удивился, как будто впервые услышал такое слово. — Развлечений у нас немного. По выходным в доме бургомистра бывают сборища. Играют в карты, сплетничают. Иногда музицируют. Жена бургомистра играет на пианино, а наш аптекарь — неплохой скрипач. На вечеринки и учителей приглашают...
Он покосился на меня с некоторым сомнением, и я поняла, что приглашения вряд ли удостоюсь.
— Господин Роберваль изредка тоже устраивает званые вечера, — директор улыбнулся. — Там бывает очень мило. Господин Роберваль интересный собеседник и щедрый хозяин.
Ну, уж к Робервалю меня точно не пригласят...
— Обычные горожане сидят по вечерам в трактире. Сходите как-нибудь, там уютно. Только не в день выдачи жалованья на лесопилке. Тогда посетители много выпивают и любят подраться. Но если вам нравится такой досуг… можно делать ставки на победителя.
Порыв ветра сбил у Степпеля с головы цилиндр, и нам пришлось бежать за ним наперегонки до самого конца узкой улочки, где нижние этажи домов ушли в землю от старости, а верхние почти сходились над нашими головами.
— А, вот еще развлечение: два раза в неделю летом и раз в неделю зимой у нас останавливается Северо-западный экспресс, — тяжело дыша от бега, сообщил Степпель. — Пока его заправляют углем и водой, пассажиры выходят на станцию размять ноги, наши барышни глазеют на наряды столичных модниц, заигрывают с богатыми господами, мальчишки продают пирожки, местное пиво и домашнюю выпечку. Разговоров потом хватает надолго.
Я понимающе кивнула, вспомнив синий локомотив, желтые пассажирские вагоны и бронированный банковский вагон — именно Северо-западный экспресс промчался мимо Шваленберга.
