в начале пятого курса… — возвращаюсь я в не самые приятные воспоминания.
Вкратце без особых деталей пересказываю Тимуру всю историю с Кристиной.
— Но на этом, увы, все не закончилось.
— Как любопытно…
— Что тут любопытного? Чужое растоптанное сердце?
— Продолжай, я буду слушать молча, — обещает Крамер.
— После случая с Медведевым, когда я выставила ее из своего дома и прекратила с ней всякое общение, Кристина начала распускать про меня дикие слухи. Такие грязные, что у меня большую часть язык не поворачивается повторить. Смысл их был в том, что я крайне неразборчива в связях, предпочитаю групповой секс, и вообще на мне пробы ставить негде. Она все это распространяла и в универе, и среди других знакомых. Кто-то не верил, конечно, но большинство, знакомое с самой Кристиной и ее образом жизни, думали, что раз она была моей подругой, то у нас были общие интересы. В общем, все, кому хотелось верить в эту грязь, радостно поверили. И ко мне повалили толпы парней за необременительным сексом. Чего я только не наслушалась. Каких-то мерзких предложений мне не делали. Так что к защите диплома я слала к черту любого обратившего на меня внимания парня. Но один настойчивый все-таки взял меня измором. Сначала одно свидание, потом другое, и вот мы вроде как уже встречаемся. А потом в один прекрасный или не очень вечер мне на электронную почту прислали аудиозапись, на которой четко слышно, как мой молодой человек бахвалится перед своими друзьями, что «уже скоро Линда-давалка перестанет ломаться», и они с друзьями смогут знатно оттянуться.
Крамер утешающе целует меня в бровь, а я заглядываю ему в глаза и договариваю:
— Мало этого, оказывается, эти скоты организовали пари, что этот парень сможет втереться ко мне в доверие и развести на групповушку. Знаешь, какая была ставка? Пятьдесят баксов. Проститутка и то стоит дороже. Они на меня поспорили! Ублюдки!
Лицо Тимура каменеет.
— А кто прислал запись?
— Аноним. Мне тогда так паршиво было, что я и разбираться не стала. Только лучше так, чем не знать.
— И что ты сделала?
— Уехала на годовую стажировку за границу. Мне как раз подтвердили грант, за который я билась целый год. Но стоило моим переживаниям улечься, как мужское скотство снова настигло меня. После стажировки я считалась перспективным специалистом, и меня пригласили на работу в известную дизайнерскую контору. Прекрасный коллектив, отличная зарплата, великолепный офис в центре города, приятный график. Только вот директор вел себя очень странно. Все время вызывал меня к себе в кабинет, заводил непонятные разговоры: «Линда, ты же умненькая девочка. Сама все понимаешь. Таким местом работы надо дорожить. Оно за просто так не дается». Я еще изумлялась про себя, к чему все эти воспитательные беседы? Можно подумать, я не своим горбом и талантом заработала должность в этой фирме. Будто я чья-то бездарная протеже. Все встало на свои места, когда в один день директор снова вызвал меня к себе. Он был не один, и я решила, что мне хотят доверить нового клиента. Но мне в откровенной и нецензурной форме было предложено господ обслужить. Обоих я послала на три буквы, и сообщила, что увольняюсь. А второй мужик вдруг начал нести какие-то мерзости про мою мать, и про то, что яблочко от яблоньки не далеко падает. Мол, чего ломаешься? Ты такая же — красивая шлюха, как и она.
У меня спазмом перехватывает горло. Мне про свои горести легче было рассказывать, чем такие гадости про маму. Тимур сильнее стискивает объятья, и дает мне силы договорить.
— Не в курсе, знал он мою маму, или он наслушалась всякого. Тогда я уже познакомилась с Раевскими, и братья запустили передачу мне части активов отца. Журналюги тогда знатно пополоскали грязное белье наших семей. Когда я уволилась, чтобы я не сидела дома и не кисла, Олег предложил мне работу в «Небе». Я согласилась, не зная, что это должность заместителя директора. По крайней мере, у меня всего один начальник, и это мой брат.
После такого я на мужиков вообще смотреть не могла. Они все, действительно, казались мне подонками и козлами. Так что последние полтора года я одна. Так спокойнее. Поэтому я и согласилась на брак по расчету. Простые понятные деловые отношения. Но все пошло к черту, и сейчас я чувствую себя растерянной.
— Прости меня, — Тимур приподнимается и целует меня.
— За то, что ты вел себя как придурок и самовлюбленный болван? — улыбаюсь я.
— За все. И на будущее на всякий случай тоже.
Глава 25
— А что? В будущем ты уже планируешь меня обижать? — удивляюсь я.
— Нет, конечно, но, как ты уже заметила, я не очень тактичный человек. Всякое может случиться.
— Ну осознание проблемы — это уже половина дела на пути к ее решению. Такими темпами, может, еще исправишься, — веселюсь я.
— Поговори об этом с моей матерью, — хмыкает Тимур. — Она уже давно махнула рукой на попытки меня исправить.
Ого! Если даже абсолютно бесцеремонная Лидия, находит поведение своего сына некорректным, то, похоже, надежды увидеть изменения к лучшему малоперспективны.
— Звучит, как вызов, — говорю я. — Возможно, у меня получится лучше? Я буду использовать другие методы.
— Ты можешь попытаться, — снисходительно усмехается Крамер.
— Ах, так!
Наигранно негодуя, я перебираюсь на Тимура полностью и усаживаюсь на него верхом. Он заинтересовано приподнимает бровь.
— Это и есть твой метод? Боюсь тебя разочаровать, но он во мне пробуждает совсем не благочестивые мысли, они весьма далеки от того, что принято называть хорошими манерами.
— Я же еще даже не начала! — возмущаюсь я его неверием в мои педагогические способности.
— Самое главное, чтоб ты кончила.
Он неисправим!
— Сейчас я объясню тебе преимущества вежливости, — я любуюсь лицом Крамера. Нет, он суперкрасавчик, но чем больше на него смотришь, тем больше оно пленяет. Мужественностью, наверно.
— Ты серьезно думаешь, что я могу внимать поучениям, когда ты прижимаешь ко мне писькой, а мой член упирается тебе в попку? — искренне изумляется Тимур.
Упс. И правда, упирается.
— В этом-то вся и соль! — наставляю его я. — Сдержанность и вежливость в любой ситуации, а не только когда это удобно!
— Насчет сдержанности… — нагло ухмыляется Крамер. — Ты знаешь, пожалуй, не сегодня.
Его руки обхватывают мои ягодицы.
— Но я готов побыть вежливым. Линда, не будете ли вы так любезны приподняться, чтобы я могу насадить вас поглубже и как следует отодрать?
У меня глаза лезут на лоб от такой вежливости. И как вот на это
