class="p1">— Отец один из лучших хирургов не только в крае, но и вообще на Балканах, — сказала Тина, добавляя сливки себе в кофе.
— Доктор Наим — ваш отец? — уточнил я.
— Да. Все говорят, что мы похожи, разве нет? — улыбнулась она.
— Есть немного, — кивнул я.
— Так что не беспокойтесь. Всё будет в порядке.
— Спасибо, — ответил я. — Кстати, мы ещё цену не обсудили.
— Отец не будет задирать цену и отбирать последнее, не беспокойтесь. Он человек с принципами.
— Это здорово, — кивнул я.
— Нам очень повезло, что вы проезжали там, — вмешался Саня. — Куда-то по делам направлялись? Просто там такая дорога… а вы одна.
Тина улыбнулась.
— Я услышала шум, и решила проверить, в чём там дело. В последнее время насчёт этого места ходили разные неприятные слухи…
— И вы не побоялись? — уточнил Саня.
— В этих местах меня бы никто не тронул.
Тина вздохнула и сделала глоток кофе.
Саня посмотрел на меня. Я понял в последний момент, о чём о хочет спросить, но не успел его остановить.
— Клиника отлично оборудована, — сказал он. — И как, неужели такие затраты тут окупаются?
— Окупались, — Тина пожала плечами. — До того, как обострение началось.
— Просто ходят слухи, что… — продолжил Саня, но тут я уже его перебил.
— Далеко же вы за покупками ездите, — сказал я, улыбнувшись.
Тина посмотрела на Саню, потом на меня. После чего спросила:
— Какие слухи?
— Про нелегальных трансплантологов, — ответил Саня, мельком взглянув на меня.
Тина вздохнула.
— Ну что я могу сказать, — произнесла она, пожав плечами. — Многое из этих слухов правда. С нашей части Европы с хирургией вообще и с трансплантологией вообще всё было не очень хорошо. При этом у нас в крае достаточно было хороших врачей. Идти учиться на хирурга всегда считалось очень почётно и престижно, и отличных специалистов хватало. После развала большой Югославии надо было как-то зарабатывать и, когда у нас ещё была официальная автономия, до последних решений Милошевича, правительство края дерегулировало эту сферу, сильно упростив жизнь и пациентам, и врачам, и донорам… мы хотели стать альтернативой Индии, только более близкой. Чтобы богатым пациентам не приходилось летать так далеко. Да и донорам наши условия тоже подходили лучше, и в денежном плане, и в плане реабилитации. Наши клиники начали нарабатывать репутацию, пошёл стабильный поток пациентов, но после обострения всё снова стало сильно хуже…
— Ясно… — кивнул Саня. — Но мы слышали, что донорами становятся, скажем так, не всегда добровольно.
— Если вы про криминальные тела — то у нас есть строгая процедура и обязательно разрешение от родственников. Конечно, их стало сильно больше в последние годы… но это уже не вина врачей, — ответила Тина.
— Нет, я… — начал было Саня, но я снова перебил его.
— Так всё-таки, как так получилось, что вы так далеко ездили за продуктами? — повторил я вопрос. — Разве это не опасно сейчас?
Тина улыбнулась.
— Очень опасно, — сказала она. — Нас, албанцев, не выпускают с территории края. А нормальные торговые связи разрушены. В магазинах еды нет — можете убедиться, если погуляете немного по городу. Так что приходится рисковать, деваться некуда…
— И как вам удалось выехать? — заинтересовался я. — Тайные тропы через границу?
— Нет, — она рассмеялась. — Какие там тайные тропы? Я просто выдаю себя за сербку из северной части Митровицы.
Я присвистнул.
— Просто у нас, когда я училась в школе, некоторые ребята чуть ли не специально не хотели нормально язык учить. А мне наоборот было интересно. Да и книг интересных на албанском было не достать, а я привыкла читать много. Вот и получилось, что на сербском я разговариваю не хуже самих сербов. Сейчас это стало для моей семьи спасением — если бы я не выезжала, у нас не было бы ни еды, ни медикаментов. Вот поэтому учить языки — очень полезно, очень!
В этот момент я вдруг подумал, что она значительно моложе, чем мне показалось в самом начале.
— Тина, а сколько вам лет? — спросил я.
— Восемнадцать, — ответила она, и добавила после небольшой паузы: — недавно исполнилось. Я, кстати, сначала подумала, что мы ровесники. Только потом поняла, что вы всё-таки старше.
— Получается, вы уже успели выучить английский, немецкий и сербский? Это впечатляет, — сказал я.
— Ещё испанский, итальянский и немного французский, — добавила Тина. — Европейские языки похожи, их учить не сложно. Теперь хочу заняться каким-нибудь восточным. Может, китайским. Только с учебниками сложно, и носителей найти трудно…
Она допила кофе, после чего встала со стула и сказала:
— Ладно. Надо заняться этим достойным человеком, про которого вы рассказали. Его Беким звали, верно?
— Да, — кивнул я. — Может, мы можем помочь?
Она сначала нахмурилась. Потом улыбнулась.
— Ну да — почему нет? Конечно. Давайте тогда со мной. Надо ведь ещё машину Бекима отогнать к нам, а то за ночь её могут угнать или разграбить. А так мы сможем передать её родственникам.
В этот раз путь показался мне гораздо более длинным. Я не переставал удивляться, как мы умудрились домчаться так быстро по такой плохой дороге.
Возле брошенной нами «Джетты» стоял небольшой грузовик с откинутым бортом. В грузовике лежала пара свёртков, напоминающих плотно скрученные ковровые дорожки.
Тину, похоже, появление этого грузовика нисколько не удивило. Она припарковала свой «Гольф» рядом, на обочине просёлка, и заглушила двигатель.
— Сможете показать, где лежит Беким? — спросила она.
— Конечно, — кивнул я. Очень хотелось спросить насчёт грузовика, но я не стал этого делать. Саня тоже в этот раз решил промолчать.
Тина подошла к багажнику своего автомобиля, откуда мы уже успели выгрузить свои вещи и оставить их в холле клиники. Она достала свёрток плотной материи, напоминающий цветом и фактурой те самые рулоны в кузове грузовика.
Мы с Саней растерянно переглянулись.
— Это саван, — пояснила Тина, глядя на нас. — Чтобы тело завернуть. Я попробую дозвониться до родственников, когда вернёмся в город, чтобы его забрали до темноты. У нас принято быстро хоронить мёртвых, и сейчас люди редко гробы используют.
— Ясно, — кивнул я.
Мы пошли по тропе к тому
