погоню за счастьем так, словно выполняют патриотический долг. Для достижения этой цели они все чаще они используют социально приемлемые релаксанты. Переедание, демонстративное потребительство, злоупотребление психоактивными веществами, зависание в Интернете — распространенность этих зависимостей постоянно растет.
Примером особенно нездорового, меняющего настроение поведения является порнозависимость. Пристрастие к порнографии сильно сужает сознание многих страдающих этой зависимостью мужчин. Она попросту разрушает их способность к реальной близости. К сожалению, использование порно все чаще воспринимается как норма, даже во многих психологических кругах.
Становясь более эмоционально зрелыми, мы освобождаемся от вызывающего истерию прессинга — постоянно накачивать нашу жизнь радостью.
Пожалуйста, не считайте это “Одой против радости”. Естественное право на долю смеха и хорошего самочувствия — благо. Но я считаю, что благом также является сопротивление растущему эмоциональному императиву, который требует, чтобы мы изливались фонтанами радости. Нас ежедневно атакуют рекламные сообщения, юмористические передачи, комедийные шоу и просвещенные гуру New Age, вызывающие у нас чувство стыда за то, что мы не дотягиваем до нормы, если не пребываем в состоянии перманентного восторга, как дети в Диснейленде.
Прессинг требований оставаться всегда на высоте в течение десятилетий был для меня триггером стыда. К сожалению, я все чаще вижу, что клиенты и друзья испытывают самоуничижение по поводу того, что недостаточно счастливы.
Повторю: разумеется, я не виню радость, но, если она не аутентична, то выглядит обескураживающе грустно и даже отталкивающе. В худших случаях контролирующий нас нарцисс может эмоционально шантажировать нас присоединиться к нему в изображении притворной радости. Это так же больно и неестественно, как заставлять себя смеяться, чтобы скрыть страх или стыд.
Но это не значит, что подлинная радость не может быть заразительной. Заразительная радость — это замечательный опыт позитивной активации и разделения с кем-то искреннего восторга.
Согласно моему опыту подлинная радость гораздо чаще встречается в жизни людей, у которых были хорошие родители. Я не думаю, что радость является типично доминирующей эмоциональной темой во взрослой жизни, если только ее не вызывают искусственным путем с помощью наркотиков или алкоголя. С другой стороны, по мере восстановления переживший травму переживает радость все чаще, поскольку работа по реабилитации способствует растущему чувству безопасности в мире.
Есть доказательства того, что по мере развития нашего эмоционального интеллекта ожидание радости станет все более обоснованным. Это позволяет нам перестать думать, что постоянная радость — нереальная цель восстановления. Пока этого не произойдет, мы остаемся во власти язвительных тирад внутреннего критика, упрекающего нас в том, что мы недостаточно радостны. Один мой клиент, достигший значительных успехов в развитии осознанности, отметил, что стыдил себя за то, что не был таким же радостным, как актеры в рекламе пива.
В качестве заключительного комментария к этому обзору важно подчеркнуть, что кПТСР, как и большинство проблем в жизни, имеет разные степени тяжести. Комплексное ПТСР может проявляться по-разному — от легкого невроза до психоза и от высокой функциональности до полной дисфункции. Степень его тяжести варьируется от длительных периодов без эмоциональных регрессий до непрекращающегося ужаса пребывания в постоянном флешбэке. Этот диапазон также варьируется от ощущения полного успеха до состояния выживания на грани.
Таким образом, успех реабилитации состоит в том, чтобы эмоциональные регрессии становились более управляемыми, а удовлетворение от жизни — все более частым. Мой друг однажды пошутил: “Я так хорошо восстановился, что стал выше нормы, я супернормальный. Мне кажется, что это обычные люди страдают кПТСР”.
Завершив обзор, мы готовы перейти к следующей главе, в которой объясним, как разные истории детских травм могут вызвать кПТСР. Мы также увидим, как вербальное и эмоциональное насилие может вызвать кПТСР и что в основе большинства случаев кПТСР лежит глубокая эмоциональная заброшенность.
ЧАСТЬ II ТОНКОСТИ РЕАБИЛИТАЦИЙ
ГЛАВА 5 ЧТО, ЕСЛИ МЕНЯ НЕ БИЛИ?
Физическое и сексуальное насилие являются наиболее очевидными причинами травм, переживаемых ребенком, особенно если они продолжительны. Тем не менее многое из того, что также вызывает травмы в семьях, продуцирующих кПТСР, остается незамеченным. Часто это происходит потому, что акты физического насилия со стороны родителей более очевидны, чем акты словесного и эмоционального насилия и неглекта. Я уверен, что кПТСР происходит в равной мере как в семьях, эмоционально травмирующих ребенка, так и в семьях, травмирующих его физически.
Отрицание травматических последствий отвержения в детстве может сильно помешать вашей способности к исцелению. Длительный эмоциональный неглект в детстве, как правило, вызывает подавляющие чувства страха, стыда и пустоты. У вас, как у взрослого человека пережившего травму, могут быть постоянные эмоциональные регрессии в меланж отверженности. Реабилитация зависит от осознания того факта, что страх, стыд и депрессия являются затяжными эффектами детства без любви. Без этого понимания ваши главные неудовлетворенные потребности в комфортных человеческих отношениях могут вызвать у вас множество ненужных страданий.
Отрицание и минимизация
Противостоять отрицанию — задача не из легких. Детям настолько жизненно необходимо верить, что родители их любят и заботятся о них, что они будут отрицать и минимизировать доказательства самого вопиющего неглекта и насилия.
Деминимизация является ключевым аспектом противостояния отрицанию. Это процесс личной деконструкции защиты, “обеляющей” его детскую травму. Процесс деминимизации влияния детской травмы на протяжении всей жизни похож на очистку очень скользкой и едкой луковицы. Внешний слой — это очевидные свидетельства жестокого обращения, например случаи сексуального насилия или телесных наказаний. Последующие слои включают словесное, духовное и эмоциональное насилие. Внутренние слои связаны со словесным, духовным и эмоциональным неглектом.
Как это ни парадоксально, физическое насилие со стороны моих родителей оказалось благом, поскольку оно было таким вопиющим, что мои попытки подавить, рационализировать, обелить или преуменьшить его стали бесполезными еще в подростковом возрасте, и я смог воспринимать своего отца как обидчика, каким он и был. (Понимание, что я идеализирую материнское насилие, пришло намного позже.)
Определение поведения моего отца как насильственного в конечном итоге помогло мне осознать менее вопиющие аспекты подавления меня родителями, и впоследствии я обнаружил вербальные и эмоциональные слои насилия в луковице своей детской заброшенности.
Вербальное и эмоциональное насилие
Тот факт, что вербальное и эмоциональное насилие могут вызвать травму, не осознается многими страдающими кПТСР, хотя это редко забывается при реабилитации жертв “промывания мозгов” в случае авторитарных религиозных культов.
Многие пережившие вербальное и эмоциональное насилие никогда не придают значения этим разрушающим душу последствиям. Они никогда не приписывают конкретно им свои страдания в настоящем времени. Попытки признать это как абьюз, как правило, останавливаются мыслями, что это ничто по сравнению с “намного худшими” случаями неоднократного избиения детей. В детстве я минимизировал частые пощечины отца, сравнивая себя с моим другом, которого отец избивал до синяков.
Однако гораздо позже я наконец понял, что словесное и эмоциональное насилие нанесло мне и многим моим пациентам гораздо больше
