нараспашку, сдвинув на затылки зелёные и коричневые шляпы. Трудящиеся гражданки тоже не застёгивали свои синие китайские плащи. Кое-кто был просто в пиджаке, а иные ребята шагали даже в одних клетчатых фланелевых рубашках или школьных гимнастёрках. Правда, понятно было, что они идут без старших, иначе те послали бы их одеться потеплее.
- Сто лет такого дня не бывало! - говорил весёлый инженер дядя Толя, наш сосед. Он скоро должен переехать на новую просторную квартиру, потому что прославился.
Мы с Мишкой шли в группе трудящихся, которая несла портрет товарища Георгия Георгиу-Дежа, и вместе с другими пели песню про родную винтовку и про бронепоезд, который стоит на запасном пути. В песне поётся "на запáсном", как будто с ошибкой, но мой папа нам объяснил, что так говорят железнодорожники - совсем как моряки, которые говорят "компáс" и "штормá". Потом запели песню про Катюшу, но на неё больше налегали трудящиеся гражданки.
Ноябрь тёк рекой нарядной по широкой мостовой, совсем как май. Вместе с трудящимися плыли красные знамёна и белые портреты, розовые цветы из папиросной бумаги на зелёных палках и воздушные шарики, похожие на разноцветные полупрозрачные икринки. На ребятах алели пионерские галстуки. Дошкольники сидели на плечах у взрослых и размахивали красными флажками. Какой-то военный в сером форменном пальто и фуражке с малиновым околышем узнал моего папу и крепко пожал ему руку.
А потом погода быстро испортилась. Подул ноябрьский ветер, набежали серые тучи, посыпалась из них ледяная крупа. У нас с Мишкой озябли руки и уши. Ребята в рубашках и граждане в пиджаках побежали домой. Моя сестра Майка сказала, что так и заболеть недолго, и мама велела мне застегнуться. Взрослые стали расходиться кто куда. Мои родители пошли в гости к тому военному с малиновым околышем. "Поговорить о былом", - сказал папа. Нас с Мишкой и мою сестру Майку повела по домам Мишкина мама.
На улицах оставалось ещё довольно много народу, но настроение у всех портилось на глазах из-за коварной погоды. Какой-то гражданин в новом чёрном двубортном пальто развернул на перекрёстке гармонь. Однако знакомый нам постовой сержант Бакланов подошёл к нему и сказал:
- Дядя, сдует! - и посоветовал идти домой.
Продавщицы мороженого, у которых было с утра весёлое, улыбчивое настроение и бойко расходился товар, нахмурились и жалели, что им по должности не положено сразу собраться и уйти.
Ветром с настоящей позёмкой по мостовой прокатило сорванный со стебля розовый бумажный цветок, словно до последнего державшийся на одном из чёрных деревьев. И стало ясно, что праздник заканчивается, хоть впереди вечерний салют, а золотая осень ушла безвозвратно. Конечно, меньше, чем через год, небо станет голубым по-осеннему, а деревья оденутся в золото и багрец. Но это будет уже другая осень, и мы поначалу даже будем ей не рады и погрустим об ушедшем лете.
Думая об этом, я нечаянно вздохнул, а Мишка хлопнул меня по плечу и пальцем показал на красный шарик в сером небе. Он летел навстречу низким зимним тучам. Понятно было, что он когда-нибудь лопнет или сдуется, как все остальные улетевшие воздушные шарики. Но мне представилось, что этот шарик залетит в холодную-прехолодную тучу, замёрзнет и расколется с ледяным звоном. И с неба посыплются красные осколки, вроде заледеневших лепестков. Я хотел сказать, что цветы печальны, когда падают, а шарики - когда улетают.
Но тут женский голос негромко, но совсем поблизости радостно произнёс:
- Какой кадр, Ника!
А мужской голос ответил:
- Да, берём!
Это были гражданин в сером плаще "реглан", со спрятанной застёжкой, и гражданка в красном пальто, ярком, как у моей сестры Майки, оба в очках. И шляпы на них были нарядные, прямо как у наших соседа и соседки со второго этажа: у него мягкая, с переливчатой лентой, а у неё - с сеточкой в чёрных кружочках вроде праздничного конфетти. Ещё у гражданина поверх пальто был накручен шарф, такой многоцветный, что гражданин в своих очках смахивал на интуриста или на закоренелого тунеядца, решившего сойти за доктора или учёного из кинофильма.
Гражданка в красном пальто сказала Мишкиной маме:
- Гражданка, ваши два мальчика очень киногеничны!
- То есть они отлично смотрелись бы на киноэкране, - тут же пояснил гражданин в цветастом шарфе, увидав, как Мишкина мама нахмурилась от непонятного слова.
Мишкина мама с подозрением ответила:
- Да вы и сами, граждане, хоть сейчас в артисты!
Она взяла Майку за руку и говорит нам с Мишкой:
- Идём!
Но гражданин в цветастом шарфе заявил напрямую:
- Мы не артисты. Мы киноработники. Сейчас мы ищем двух мальчиков для картины под рабочим названием "Приморская сказка".
- Не "Приморская", а "Седьмая", - поправила его гражданка.
- Ещё двадцать раз переиначат! - ответил ей гражданин, а дальше говорит: - Значительную часть материала мы снимем будущим летом в Ялте. Но сейчас нам предстоят съёмки в павильоне.
- Ваши мальчики идеально подходят на роли маленьких пажей! - перебила его гражданка, словно ей надо было непременно самой сообщить хорошее.
- Не пажей, а форейторов! - поправил её гражданин.
- Не должно быть по смете кареты! - упрямо ответила гражданка. - Вычеркнули. А пажи будут. На них держится сюжет.
Я обрадовался. Выходит, нас с Мишкой приглашают сниматься в кино, да ещё на нас держится сюжет - иначе говоря, без нас не обойдётся история. Это гораздо лучше, чем быть форейторами, которых в "Снежной королеве" сразу убили, так что я даже не понял, чем они занимались.
Правда, Мишкина мама ещё сильнее нахмурилась и строго, как милиционер, говорит:
- Граждане, предъявите ваши документы!
И Майка тоже нахмурилась, как бригадмиловец или просто бдительный гражданин, который выглядывает из-за красного милиционерского погона.
Киноработники ничуть не смутились и достали зелёные книжечки. Мишкина мама в них заглянула и спрашивает:
- А не повредит ли это учёбе? В соседней школе один мальчик солистом хора стал, в концертах пел, на радио. А потом съехал на двойки, совсем от рук отбился и теперь, говорят, с хулиганами связался, если не с кем похуже.
Я даже удивился. Ведь хулиганы терпеть не могут тех, кто поёт в хоре или занимается танцами, и всё время их задирают. А уж тем, кто ходит со скрипичным футляром, прямо житья не дают. Правда, певцы, певицы и, как говорится, творческая молодёжь бывают легкомысленны. Недаром, когда мы жили на даче, наш дачный участковый Клестов разбирался, не натворит ли чего Андрюшка из архитектурного со своими товарищами. В кино порой показывают, как такие зазнаются, ведут себя не лучше тунеядцев и связываются с жуликами и шпионами. Мишкина мама, конечно, тоже знает, что такое случается, поэтому и сказала про "кого
