теперь чувствовал это совершенно четко и ясно.
— Мам, что такое? — спросил он Айру, которая стала перед ним, загораживая от Охотника. В миг все застыло. И опасность ушла. Ксорх, услышав его голос, почему-то успокоился.
* * *
То, что так напугало и Айру и Ксорха, — его глаза, прошло. Глаза Зур’даха по пробуждению были сетчатые, как у некоторых видов насекомых. И мир гоблиненок явно видел иначе, не мог сразу сориентироваться, это было заметно даже со стороны. Но прошло пять минут, — и все исчезло. Глаза стали нормальные, обычные гоблинские.
Ксорх взял его за ладонь, там виднелась пусть расплывчатая, но все же татуировка паука, с толстым пустым кругом, который он держал в лапах.
— Нужно чем-то закрасить, или закрыть. Других признаков как будто нет.
Ксорх заставил мальчика раздеться и осмотрел, проверяя, не появилось ли других признаком на теле.
— Так что теперь не забывайте скрывать это, поняли? И глаза, малец, следи за глазами, если вдруг станут такими как были когда ты пробудился, нужно чтобы никто тебя не видел.
Зур’дах кивнул.
— Носи с собой что-то, в чем сможешь проверить свое отражение.
Мать, кивнула. И со светящимися от счастья глазами, обняла Ксорха и страстно поцеловала на глазах у Зур’даха.
Обычно она так не делала. Мальчик насупился.
— Хорошо, все сделаем как скажешь.
Казалось, после того как мальчишка выжил, Ксорх стал еще мрачнее. Во всяком случае, Зур’дах заметил, — выходил он, несмотря на поцелуй матери, в отвратительном настроении.
Сам Зур’дах пока что ощущал себя лишь разбитым и дико уставшим, и никакой прибавки сил и скорости от Поглощения ядра не замечал.
Была только татуировка, которую нужно скрывать. И глаза, которые, правда, вернулись к нормальности.
В сознании гоблиненок пробыл недолго, через час после того как Ксорх ушел, — он уснул. Перед этим, правда, хорошенько поел. Организм требовал.
* * *
В следующее свое пробуждение, Зур’дах стал заметно бодрее. Тело теперь чувствовалось действительно обновленным и отдохнувшим. Он потянулся, и немого с неохотой поднялся с меховой подстилки.
Зрение было как и до Поглощения. Он огляделся. Мамы внутри шалаша не было. Из жилища хотелось срочно выйти, его душный воздух давил в грудь. Хотелось глотнуть свежего воздуха.
Зур’дах осторожно шагнул наружу. Свежий прохладный ветерок приятно щекотал тело. Гоблиненок обвел взглядом жилища зур, и сразу насторожился. Все женщины были внутри.
Он чуть не забыл, что по-прежнему надо опасаться этой безумной Ташки. Неожиданно захотелось пить, и он вернулся в шалаш и хорошенько напился.
В отражении воды, которой был наполнен каменный кувшин, он посмотрел на свои глаза.
Обычные. — подумал он.
Зур’дах прищурил глаза и ощутил как внутри глаз что-то щелкнуло. И внезапно все изменилось. Вернулись полосы в пространстве, снова будто кто — то расчертил все на ровные квадраты, а в отражении, он увидел глаза, — глаза насекомого.
По спине пробежал холодок. Он себя не узнавал. Глаза действительно выглядели жутковато. Но только первых несколько мгновений. Повглядывавшись, — они ему даже понравились.
После этого, гоблиненок обратил внимание, что мир сейчас виделся четче, яснее, и в тоже время будто из него убрали цвета, — все было более тускло. Ушла яркость, зато все тени и тьма стали резче.
Он обернулся посмотреть на пространство внутри шалаша.
И на секунду потерял дар речи. Он смог рассмотреть ворсинки ковра на дальней стене, щербинку на одной из десяток посудинок.
Однако, стоило ему убрать прищур и расслабить глаза, как и полосы, и новое зрение, — все ушло.
Все стало по прежнему. Он вновь заглянул в кувшин. Глаза вернулись к изначальному состоянию.
Теперь ему стало интересно.
На то, чтобы научиться фокусировать и расфокусировать это новое для него зрение, — потребовалось время.
Первый час Зур’дах то и делал, что приближал и отдалял каждый из предметов обстановки шалаша матери.
А затем, после каждого раза, в отражении воды проверял глаза, переключились, или нет?
Оказалось, от такого постоянного напряжения глаза устают. Но, зато, после часа экспериментов внутри шалаша, он научился чувствовать когда глаза изменились, а когда он видит по старому.
Первые мгновения разница почти не ощущалась, но через пару часов, когда он уже успел отдохнуть после первого часа экспериментов, — он почувствовал как именно включаются глаза.
Прищур, и сильное напряжение глаз, вроде того, когда пытаешься пристально всмотреться во что-нибудь. Тогда-то на глазах и вылазила эта злосчастная сетка.
Сам гоблиненок решил, что ему пока еще рано выходить, пока он полностью не освоился с глазами. Ксорх его предупреждал, чтобы он никому ненароком не показал глаза, если они в измененном состоянии.
Но Зур’дах и сам был не настолько мал и глуп, чтобы не понимать таких очевидных вещей.
* * *
На следующий день Зур’дах вышел наружу. Несмотря на запреты матери, сидеть в шалаше целый день было выше его сил, — слишком скучно и душно.
Теперь он планировал забраться достаточно далеко. С собой он прихватил отполированный кусочек металла, — кругляш, — который мать использовала чтобы смотреться на себя.
С его помощью он решил проверять глаза. На всякий случай.
Выглянув наружу он увидел несколько ненавистных рож.
Лицо его скривилось. Однако несмотря на то, что некоторые зуры сидели у своих порожков и курили травы, — обычное их времяпрепровождение, — он умудрился проскользнуть незамеченным.
Выждал момент пока они не начнут оживленно переговариваться, отвернутся на мгновение, и пошел за шалаш матери, а потом и вовсе кругами, — в обход. Все это на всякий случай, если вдруг Ташка следит за ним.
Не следил никто, ни Ташка, ни Саркх с дружками, — никого.
Зур’дах очень хотел использовать глаза на открытом месте, но для этого нужно отойти на окраину, где можно не боятся, что его глаза увидят другие.
Глава
