глядел, как она вешала шерсть, вздыхал, внутренне рыдая, и, однакоже, ничего не говорил. Он казался немым от рождения, как люди из Короманделя. На самом же деле он боялся говорить, потому что плохо говорил по-английски. Ионна, со своей стороны, замечала его смущение и таскала его за собою, как раба своей красоты. Она знала и ранее, что была красива, но никогда еще не ставила себя так высоко. Если она слышала, как он вздыхал, стонал или кричал, она беззаботно отвертывалась, будто родилась без ушей, подобно женщинам из Тапробаны[17].
Когда мэтр Бенедикт увидел, что она не обращает никакого внимания на его вздохи, он начал бормотать на своем ломаном английском языке:
— Мэтресса Ионна, я любить вас со всем моим сердцем, и если вы не любить меня обратно, я знать, я умирать. Нежная мэтресса Ионна, вы любить меня, и клянусь по правде, у вас ни в чем не будет недостатка; сначала вам дам я шелк, чтобы делать вам на платье, а также красивые, красивые кружева, чтобы сделать вами обшлага, и также я вам дам красивый платок, чтобы сморкать ваш нос.
Она, ничего не понимая, рассердилась и сказала ему, чтобы он держал язык за зубами.
— О, о, мэтресса Ионна, — сказал он, — ради бога, вот вы и рассердились! О, мэтресса Ионна, не сердитесь на вашего друга из-за пустяков!
— Послушайте, сударь мой, — сказала она, — берегите вашу дружбу для тех, кому она нужна, и направьте вашу любовь на ту, которая может вас любить, ибо что касается меня, я говорю вам определенно: у меня нет намерения выйти замуж.
— О, дело идет вовсе не о замужестве, но зайдите в мою комнату, разделите мою постель, дайте мне вас поцеловать.
Хотя молодая девушка и была весьма Недовольна, при этих словах она не могла удержаться от громкого смеха.
— Ага, мэтресса Ионна, я очень доволен, что вижу вас веселой. Протяните вашу руку, и вот четыре кроны за то, что вы смеялись надо мной.
— Прошу вас, сударь, оставьте ваши кроны у себя, я в них не нуждаюсь.
— О, клянусь богом, они будут у вас, мистрис Ионна, и вы будете их хранить в коробке!
Она, плохо разбираясь в его скверном английском языке, не совсем поняла, что он хотел сказать, и, в конце концов, сказала ему, чтобы он ей не мешал. Однако его любовь к ней была так сильна, что он не мог обойтись без ее общества, и часто приезжал в Ньюбери, чтобы ее повидать. И, подобно тому как некий источник в Аркадии возбуждал жажду у тех, кто пил его воды, подобным же образом и Бенедикт изнурял себя, питая свое воображение юной красотою Ионны. Когда он бывал в Лондоне, он непрестанно томился. Он хотел бы иметь крылья, как у чудовищ Тартара, чтобы летать туда и сюда по своему желанию. Когда друзья Бенедикта говорили Ионне о любви, которую он питал к ней, она советовала им натереть его потом мула, чтобы тем ослабить его любовную страсть, или привезти ему воды из Беотии, чтобы потушить его жар.
— Ибо, — говорила она, — пусть не надеется он, что я в этом ему помогу.
— Но, — говорили они, — до тех пор, пока он не видел твоего соблазнительного лица, он был благоразумен и рассудителен. Теперь это настоящий сумасшедший, твоя красота лишила его разума, как если бы он напился из реки Сеа. Подобно волшебнице Цирцее, ты, вероятно, обратила его из человека в осла. Есть такие камни в царстве Понта, — говорили они, — которые жгут тем сильнее, чем глубже они в воде: влюбленных можно точно им уподобить. Их желания тем сильнее, чем решительнее отказано в их удовлетворении. Но так как он не имеет счастья тебе нравиться, мы передадим ему то, что ты сказала, и выведем его из отчаяния или предоставим его собственной судьбе.
Тогда заговорил один из ткачей, который жил в городе и был родственником Ионны:
— Я представляю себе, что мэтр Бенедикт не даст себя убедить, но, подобно ночному насекомому, будет играть с пламенем, которое обожжет ему крылья. Он должен или воздержаться от любви, или научиться говорить как следует, или же ухаживать за одной из своих соотечественниц. Моя кузина Ионна не для итальянца.
Эти разговоры были переданы Бенедикту не без прибавлений. Когда наш молодой купец услышал столь определенный ответ, он дал себе обещание отомстить ткачу и посмотреть, не найдет ли он лучшего приема у его жены. Затаив свое горе и пряча свою печаль, он поторопился отправиться в Ньюбери и пошел засвидетельствовать свое почтение Ионне.
Так как кошелек его был полон крон, он был очень щедр по отношению к рабочим, в особенности по отношению к родственнику Ионны, с которым часто даже гулял и которому обещал дать в долг сто ливров. Он выражал желание, чтобы тот ни у кого больше не служил, и делал многочисленные подарки его жене. За каждую выстиранную манжету он давал ей золотой; если она посылала кого-нибудь из своих детей за четвертью вина, он давал ему шиллинг за его труд. Это внимательное отношение изменило настроение ткача и заставило его сказать, что Бенедикт был весьма благородным человеком и достойным жены с более высоким происхождением, чем Ионна.
Эти слова доставили большое удовольствие мэтру Бенедикту, но он сделал вид, что не обратил на них внимания. Часто, когда ткач находился на работе у своего хозяина, купец проводил время у него с его женою, веселясь и выпивая. Доброе товарищество установилось между ними, потом начались и фамильярности. Мэтр Бенедикт начал говорить комплименты Жилиане, уверяя ее, что ее очаровательное присутствие заставило его забыть страсть, которую он питал к Ионне. Жилиана одна была госпожею его сердца. Если она согласна отдаться ему, он принесет ей арабского золота, восточного жемчуга и браслеты с алмазами.
— Твои одежды будут, — сказал он, — из самого лучшего шелка, какой только можно достать в Венеции, а твой кошелек будет полон золотых. Скажи мне, моя любовь, все, что ты хочешь, и не убивай меня своею суровостью, как это сделала твоя гордая кузина, презрение которой мне почти стоило жизни.
— Мэтр Бенедикт, не думайте, что английские женщины могут быть завоеваны подарками или взяты прекрасными словами, как дети — сливами. Может быть, вы просто шутник. Вы, пожалуй, говорите так, чтобы испытать мою верность. Знайте
