то и я ему покажу. Схватила друга за грудки, дёрнула на себя. Лёва чуть не завалился на меня, но устоял. Я почти прижалась губами к губам друга, но он немного отвернулся.
— Дашка, я тоже тебя рад видеть, но… Что за херня, малая? — Лёва склонился к моему уху.
— Сделай вид, что ты меня целуешь. Прошу, — всхлипнула всё же я.
— Объяснись, — потребовал Лёва, прислонившись своим лбом к моему. — В зале находится девушка, которая мне небезразлична и которая, надеюсь, скоро станет моей. Я не думаю, что она будет рада, когда я подойду к ней после того, как я целовался с другой.
— Коршунов. Он меня обманул, Лева. Он. Меня. Обманул, — я снова заплакала, комкая в руках футболку друга. — Лёва…
— Дашка, не реви. Ну, Дашк, — Лева стёр слёзы. Обхватил руками лицо. — Посмотри мне в глаза, малая, — я послушно подняла глаза. — Скажи мне, что он сделал. Он обидел? Что он сделал, Даш?
— Он… — я не могу внятно выговорить ни одного слова.
— Ты с ним вчера гуляла? — я киваю.
— Если он тебя обидел, я ему рожу начищу, Даш, — я вижу, как звереет Лёва.
— Не-е-е на-а-а-до, — заикаясь от слёз, выдавливаю я.
— Эй, Барсова, — слышу за спиной ненавистный голос Голован. Оборачиваюсь. — Тебе не говорили, что подслушивать чужие разговоры плохо? Твоя мамочка тебя этому не научила? — спрашивает ехидно.
— Заткнись пока не поздно, — рычит Лёва.
— Ой, — Настя хлопает глазами. — Твоя мамаша ведь сдохла. Как и папаша. Не успели дочурку научить хорошим манерам.
— Закрой свой рот, — истерично кричу я.
— А то что? Ударишь меня? Снова разобьёшь мой телефон?
Ярость застилает глаза. Я шагаю вперёд, чтобы толкнуть Голован. А ещё лучше ударить. Чтобы стереть эту мерзкую ухмылку с её надменного лица. Но Настя с силой толкает меня в грудь. Настолько сильно, что я начинаю пятиться. Ноги цепляются на провода, которые проведены на сцене. Нелепо взмахиваю руками, пытаясь найти опору. Вижу, как меня пытается поймать Лёва, но не успевает. В следующий миг падаю на колонку, ударяясь затылком обо что-то острое. Больно. Очень больно. Что-то горячее течёт по голове и шее. В глазах всё меркнет, но я ещё нахожусь в сознании. И чувствую, как огромная колонка тоже начинает падать. Со сцены. И я вместе с ней. Слышу визг, крики и взволнованные голоса. Но всё доносится сквозь вату. Потому что я продолжаю падать. Падать. И падать. Будто целую вечность. Когда я встречаюсь с полом, жалящая боль простреливает правый висок. Эта боль просто нестерпимая. Раздирающаю. Парализующая всё тело. В глазах мигом всё меркнет. И я теряю связь с реальностью.
Глава 17
Лёва
Я ничего не успеваю сделать, наблюдая за тем, как Даша падает со сцены. Всё происходит настолько быстро, что я только руку успеваю вытянуть, пытаясь её поймать. Но Дашка, зацепившись ногой за провод, взмахнула руками и завалилась на колонку. Я успел заметить, как её лицо исказилось от боли. Как всё тело содрогнулось. Она стала похожа на сломанную куклу. Я остолбенел. Оцепенел от парализующего страха. За Дашку. За то, что она что-то сломает. И в следующий миг Барсова упала со сцены. Ударяется виском об угол колонки. И обмякает. Перестаёт шевелиться. Её руки выгнуты под неестественным углом. И мне кажется, что я вижу кровь, которая расползается вокруг её головы. Нет. Боже. Нет. Я делаю шаг, но ни на миллиметр не приближаюсь к Даше. Ноги становятся ватными. От вида крови. От вида крови Дашки. Она кажется мне маленькой и поломанной.
А затем, будто по щелчку чьих-то пальцев я стал слышать окружающие звуки. Визг одноклассниц ударил по ушам. Я вздрогнул. И кинулся к Дашке. Упал на колени и протянул дрожащую руку, чтобы отвести упавшие на лицо волосы. Глаза Даши закрыты. Она не дышит.
— Д-а-а-а-ш, — голос сиплый, чужой и дрожащий.
Хочу поднять её с пола, но голос Коршунова заставляет остановиться:
— Не трогай. Отойди.
Обернулся и тут же оскалился. Какого чёрта ему нужно?
— Отвали.
— Слушай, рыжий, письками померяемся потом. Сейчас не время выяснять отношения. Отойди. Позвони лучше в скорую, пока эти придурки пялятся.
Я, ничего не понимая, смотрю в его лицо. Как отупевший. Провожу рукой по лицу, пытаясь прийти в чувства.
— Быстрее! — рявкает Коршунов.
И я прихожу в чувства. Кинув взгляд на Дашку, поднимаюсь с колен. Рукой ныряю в задний карман джинсов, где должен лежать телефон, но не нахожу. Руки дрожат ещё сильнее. Паника накрывает. Чёрт. Даша без сознания, я вижу кровь, и ничем не могу ей помочь.
— Держи, — Саша впихивает мне в руки свой смартфон.
Дрожащими пальцами набираю скорую. Автоматически отвечаю на все вопросы диспетчера. Наблюдаю за тем, как Коршунов опускается на колени рядом с Дашкой. Осторожно обхватывает её запястье. Прощупывает пульс.
— Колючка, — его голос дрожит. — Колючка, пожалуйста, — дрожащей рукой касается её лба. — Чёрт, малыш…
Я не знаю, как я слышу его. Среди крика, шума и громких голосов. Опускаюсь на корточки. Чёрт.
Замечаю, как дрогнули пальцы Дашки. Тут же накрываю ладонью её ледяные пальцы. Вглядываюсь в серое лицо подруги. Её ресницы дрогнули. Даша открыла глаза. Сжала мою ладонь. Часто заморгала. Подруга зашевелилась, но Коршунов склонился к её лицу.
— Тише, Колючка. Тише, малыш. Не шевелись. Тебе нельзя вставать. Ты меня слышишь? — мягко спрашивает парень.
— Д-д-а, — едва слышно выдыхает Дашка. — Н-е-е-е ви… — Барсова снова затихает.
Мы с Коршуновым одновременно склоняемся над ней.
— Дашка… — кажется, я ору. — Дашка, не закрывай глаза. Скорая уже едет.
Пальцы Даши слабо сжимают мою ладонь.
— Всё будет хорошо, Колючка. Всё будет
