давно заметила, что на левом берегу Шера осталась невозделанная долина, и давно думала о том, чтобы разместить на этой территории очередной сад. По ее заказу в 1563 году известный керамист Бернар Палисси[75] создал произведение под названием «План сада сколь приятного, столь же полезно придуманного, коего никто никогда не видывал». Королеве данный план весьма понравился, и она так загорелась новой идеей, что отдала распоряжение своим садовникам немедленно начать работы, пока она, в свою очередь, будет совершать столь нужный государству вояж по французским провинциям.
Когда Екатерина вместе с Карлом IX появилась в Шенонсо зимой 1565 года, то увидела преображенный нижний сад с регулярными цветниками и созданными по точным правилам науки террасами, которые поднимались по склону к Шеру. Через сад протекал ручей, питавшийся водами еще двух источников. Склоны у реки тоже не остались без внимания, и там были созданы романтические гроты. Наверху находился амфитеатр и, наконец, верхняя аллея. Садовники позаботились о том, чтобы все дорожки сада представали в обрамлении вечнозеленых кустарников.
В непосредственной близости от входа в поместье располагался старый сад, принадлежавший еще первым владельцам Шенонсо – Бойе. Его засадили тисами, соснами и розмарином. Здесь, в защищенном от зимних ветров месте, неплохо себя чувствовали оливковые и апельсиновые деревья. Природа этого уголка заставляла вспомнить о теплом Средиземном море, а подобное настроение усиливали птичник и зверинец с экзотическими животными.
Необычной сделали и подъездную аллею к Шенонсо. Рядом с главной замковой башней там находилась скала, в которой устроили таинственный грот с искусственно созданными сталактитами и сталагмитами. Пространство украшали терракотовые изображения змей, лягушек и черепах. Везде из невидимых источников били фонтанчики воды, которые собирались в емкости.
В таких водоемах вода постоянно обновлялась во избежание ее застоя. Здесь можно было отдохнуть в прохладе. На специально установленный в гроте стол, выложенный эмалевыми плитками, можно было поставить корзины с едой, цветы, а вино охладить в воде источников. Стол окружали скамьи в три яруса, расположенные наподобие амфитеатра. Грот увенчивала виноградная лоза, оплетающая колонны, за которыми можно было рассмотреть многочисленные ниши и статуи.
Подобно старому саду Бойе, переделке подвергся и цветник, созданный Дианой де Пуатье. Его оградили с юга и с севера длинными беседками на пилястрах. Сплетенные из виноградных лоз, они были выполнены в итальянском стиле, столь любимом королевой-матерью. По распоряжению Екатерины сад пересекли еще несколько сквозных аллей. Как и ее вечная соперница Диана, Екатерина всерьез занималась разведением шелковичных червей.
Екатерина велела провести работы по благоустройству садового лабиринта и площадки для игры в мяч, а потом вместе со всем двором отправилась в Амбуаз, а далее – в Блуа, где и был подписан долгожданный мир между католиками и протестантами и где встретились французские государи и протестантские лидеры, в том числе принц Конде и королева Наваррская.
Портрет Генриха Анжуйского. Художник Жан Клуэ
После этого серьезного государственного шага молодой король Карл IX занялся переделом собственности среди своих братьев. Между прочим, при этом герцог Генрих Анжуйский (1551–1589 гг., в 1573–1574 гг. король Польши, с 1574 г. король Франции Генрих III), получил во владение (помимо Анжу, Фореза и Бурбоннэ) Шенонсо, хотя его официальной хозяйкой по-прежнему считалась Екатерина Медичи. И это понятно: Генрих был любимчиком вдовствующей королевы.
Взойдя на престол, Карл IX еще довольно-таки часто бывал в замках Луары, каждый раз устраивая пышные приемы. Всюду его сопровождала свита, более многочисленная, нежели у Марго, будущей королевы Наваррской. Известно, что только на питание королевской свиты в год уходило более 26 000 ливров. Количество королевских одеяний не уступало женскому гардеробу.
Карл IX невероятно любил украшать себя, и этому не мешал даже траур по брату Франциску. Это были костюмы из серебряной парчи или голубого атласа; роб, подбитые куницами и рысью; саржевые и бархатные плащи, подбитые шелком, часто украшенные золотой бахромой или шнурами. У него было множество атласных шоссов – фиолетовых, алых, белых, из переливающейся тафты.
Для верховой езды существовали отдельные костюмы: из крапчатого бархата, с золотой и серебряной бахромой, алые бархатные манто, парчовые воротники-казаки, дождевики с длинным ворсом.
Шапочки король предпочитал носить маленькие, бархатные, многие из которых украшали жемчуг, тесьма, шелковые розы и ленты. Карл IX, страдавший манией рядиться в женскую одежду, ввел при дворе новую моду: при нем плащи сделались очень короткими, а шапочки – маленькими, напоминающими женские шляпки. На приемах Карл IX обычно появлялся весь усыпанный драгоценностями. Кроме того, ему нравилось носить серьги, и многие молодые дворяне подражали ему, правда, большинство из них ограничивалось одной серьгой в ухе.
Однако время праздников в замках на Луаре заканчивалось, поскольку в стране наступала эпоха религиозных войн, когда на время пришлось забыть о мирных ассамблеях и приемах. Франция разделилась на католиков и протестантов.
Портрет короля Карла IX. Художник Франсуа Клуэ
Только во время перемирия, заключенного в июне 1570 года, король снова вспомнил о замках, где так приятно проводить время, состязаясь в острословии с собеседниками, а заодно развлекаться ни к чему не обязывающими амурными приключениями. В это время Карл IX и Екатерина Медичи приняли в Блуа адмирала де Колиньи, причем противники вели себя весьма любезно по отношению друг к другу. Глава протестантской оппозиции даже посетил королевскую мессу, но все заметили, что он не снял головного убора, как того требовали приличия, и не пожелал преклонить колени.
На некоторое время Блуа стал центром оживленных переговоров дипломатического характера. Екатерина Медичи хотела, во-первых, женить своего младшего сына Франциска Алансонского[76] на Елизавете I Английской (1533–1603 гг., королева Англии и Ирландии с 1558 г.). Во-вторых, здесь же велись переговоры о том, чтобы любимец Екатерины, Генрих, был избран королем Польши. В-третьих, активно обсуждались претенденты на руку принцессы Маргариты: король Себастьян из рода Бурбонов (1554–1578 гг., король Португалии с 1557 г.) и гугенот Генрих Наваррский[77].
За последнего все переговоры вела мать, Жанна д’Альбре. Конечно, она понимала, что ее сыну нельзя жениться без того, чтобы хоть раз не показаться при французском королевском дворе, однако она страшно беспокоилась, что нравы, царившие в среде аристократов, в корне изменят его и, конечно, испортят. «Остерегайтесь любых попыток свернуть вас с жизненного пути и отвратить от вашего вероисповедания, – говорила она Генриху, видимо насмотревшись на времяпровождение знатных господ в замках на Луаре. – Это их цель. И они ее не скрывают. Если вы останетесь там надолго, вам не избежать развращения».
Жанна имела все основания проявлять подобное безудержное беспокойство за нравственную чистоту сына, еще не видевшего в своей жизни ничего, кроме протестантской суровости. Как в Блуа, так и в Шенонсо Жанна видела своими глазами подготовку к карнавалам и сочла предстоящие маскарады и розыгрыши явлениями, мягко говоря, сомнительного свойства.
У нее не вызывал восторга тот факт, что король счел возможным появиться перед придворными с вымазанным сажей лицом; она не находила забавным, что первое лицо в государстве нацепило на спину лошадиное седло. Король-лошадь? По мнению строгой Жанны д’Альбре, все это было отвратительно.
Но еще хуже Карла IX был его брат, герцог Анжуйский. Как и Карлу, ему очень нравились женские наряды, и этой страсти он противиться просто не мог, постоянно переодеваясь в платья, увешивая себя дамскими украшениями.
Кроме того, ссоры между дворянами были явлением обычным. Дрались из-за пустяков и часто не могли даже сказать, за что был убит тот или иной дворянин. В данном случае пользовались стандартной формулировкой: «за разжигание ненависти».
Впрочем, Карл IX, как и его предки, гораздо больше, чем балы и маскарады, любил охоту, и именно этому удовольствию предавался во время своего пребывания в резиденциях на Луаре, тем более что лесные угодья, доставшиеся ему от предков, были поистине неизмеримыми.
Особенно увлекался король охотой на оленей. Брантом свидетельствует, что Карл IX собрал невероятное количество сведений об этих благородных животных и их повадках; среди них были и такие, «которых никогда еще охотник не умел и не мог достать». Карл IX настолько серьезно относился к этому увлечению, что задумал написать книгу, посвященную охоте