правильно оценив сложившуюся ситуацию, дал команду механику-водителю. Тигр, с грохотом перданув облаком выхлопа синтетического бензина, и с натугой стряхнув с катков намёрзшую за ночь заледеневшую грязь, тронулся с места, и стал выползать из-за хаты на дорогу…
***
— Андрей, бронебойный! — как сквозь вату, он услышал голос своего Ангела.
С трудом ворочаясь на полу, натыкаясь коленями на что-то мягкое, он поднялся, и выдернул единственный остроносый бронебойный снаряд с укладки на правом борту…
***
Антонина корчилась от оглушительных ударов: к ней опять вернулась способность чувствовать боль. Её снова били: руками, ногами, прикладами. «Как так? Меня же повесили? Почему меня снова бьют? А может, ещё не повесили, и я ещё на допросе?» — в памяти всплыл образ толстого палача-эсесовца. Пространство вокруг неё кружилось, металось, грохотало, и что-то больно било её по голове и по всему телу. «Этот гад меня бьёт… по голове… потому всё так вокруг гремит и скачет… Но я же его душила…. Задушила, или нет?» она с трудом открыла глаза и в полутьме увидела прямо перед глазами ноги и спину лежащего эсесовца, и вцепилась зубами в его ногу. В рот полезла какая-то шерсть, фашист почему-то по-русски выматерился, и вскакивая на ноги, толкнул её коленом в живот.
Очередной рывок — и её отбросило в сторону, она разжала стиснутые челюсти и выплюнула комок грязной шерсти. Сознание мутилось — нестерпимо тошнило. «Это не фашист — это же чёрт! Только у чёрта может быть шерсть на ногах!». Где-то в закоулках её подсознания путались обрывки дедушкиных сказок про леших и чертей. Мысли в голове то лениво ворочались, то скакали галопом: «дедушку убили…. Гады».
Чёрт же тем временем в грохочущей полутьме что-то дёрнул, с лязгом открыл, схватил какую-то длинную блестящую жлыгу, со звоном воткнул её в открывшееся отверстие, опять закрыл… От бросков и ударов по телу и окружавшего её со всех сторон грохота Антонину страшно мутило, тошнота подкатывала к горлу.
И тут опять появился Ангел, а он никуда и не девался — он просто сидел, повернувшись спиной, а то белое, живое, колеблющееся облако тумана, которое она видела рядом с чёртом, оказалось ангельскими крыльями. Ангел повернулся, быстро, как шарик ртути, перетёк по пространству, и вскочил на маленькое железное сиденье прямо над головой Антонины.
И вдруг, рывком, к ней вернулись все чувства, во всей их остроте: скачком сократилось окружающее пространство, сузившись до тесной железной грохочущей коробки, она ощутила себя лежащей на жёстком полу, чёрт превратился в того самого здорового, широкоплечего парня в грязном комбезе и с унтами из собачьей шерсти на ногах. А самое главное, Ангел вдруг преобразился: у него исчезли крылья, и на месте чистого и прекрасного ангельского лика теперь была крайне чумазая девичья физиономия. Но остался тот самый бешеный и холодный огонь в глазах!
«Нет, всё-таки Ангел!» утвердилась в мысли Антонина.
— Пашка, стоп! — заорала чумазая девичья физиономия. И маленький, теперь уже бескрылый, Ангел с сумасшедшей скоростью закрутил какое-то колесо с рукояткой слева от себя. Танк, качнувшись на подвеске и клюнув носом, резко затормозил.
— Дура! Это же «Тигр»! — откуда-то спереди заорал танкист, сидевший за рычагами спиной к Антонине, — у него лоб 100 миллиметров! Да он ещё под углом стоит! Не прошибёшь!
Оглушительно грохнуло, затвор резко прыгнул назад, выдёргивая пустую дымящуюся гильзу. И Агния, и Андрей, и Паша отчётливо видели, как трассирующая бронебойная болванка, огненной точкой прочертив пространство, за краткие доли секунды преодолела полсотни метров до «Тигра», ударила ему чётко в лоб корпуса, чуть левее места механика-водителя, высекла сноп искр, но броню не пробила.
— Бля-а-а! Я же говорил! — обернувшись, плачущим голосом завопил Пашка, — если не под прямым углом, то его даже подкалиберным в лоб не пробить! Даже в упор! — он газанул, и танк, качнувшись, дёрнулся с места.
— Стоять! — с неожиданной силой и с железом в голосе рявкнул Ангел, и уже Андрею: — осколочным, заряжай!
— Валить надо! — простонал Паша, но подчинившись, всё же остановил танк, — дура! Какой, к едрене фене, осколочный?! Что ты делаешь?!
— Спокойно….. — даже не глядя в панораму, а уставившись остекленевшим взором в шершавую броню башни перед своим носом, маленький, чумазый Ангел короткими, точными движениями крутил маховичок горизонтальной наводки, направляя ствол в ему одному ведомую точку пространства.
— Быстрее!!! — взмолился Паша, — он же сейчас башню начнёт разворачивать! Ну чего же ты ждёшь?!
Руки Пашки нервно дрожали на рычагах.
— Ну, всё, кабздец…. — горестно прохрипел он.
— Пашка, паршивец, только дёрнись…. — Ангел смотрел куда-то в точку, правая рука ещё чуть-чуть подкрутила маховичок вертикальной наводки.
Андрей видел в свой прибор наблюдения, как дрогнул ствол «Тигра» и плавно поехал, лениво-хищно разворачиваясь в их сторону. Через две секунды, показавшиеся вечностью, «Тигр» уже почти довернул на них свой ствол. Казалось — зрачок немецкого орудия упёрся прямо в лоб. Что-то в груди оборвалось, захолонуло сердце, онемели кончики пальцев, нестерпимо захотелось зажмуриться…
Выстрел!!!
Тридцатьчетвёрка дернулась на отдаче, затвор с лязгом отскочил назад, выплёвывая на пол воняющую пироксилином гильзу. Гильза со звоном упала под ноги, и за секунду до этого Андрей увидел, как немецкий танк скрылся в облаке разрыва.
— Паша, ходу! — и толчок маленькой ноги ему в спину. Тридцатьчетвёрка, жалобно и зло рыча, как раненый зверь, рванула вперёд по дороге, прямо на немецкого «Тигра». «Вот, вот, вот, сейчас.. — всё существо Андрея ждало удара, — сейчас он шарахнет…»
Но своего выстрела в этой дуэли немецкий танк почему-то так и не сделал.
И только проскакивая мимо подбитого Тигра, Андрей в наблюдательную щель заряжающего краем глаза увидел причину: у Тигра напрочь отсутствовала кончик ствола! Вместе с набалдашником дульного тормоза!
«У него, что, ствол разорвало?!» — мелькнула мысль.
Победно ревя дизелем, тридцатьчетвёрка наконец-то вырвалась из села, и помчалась дальше по дороге.
Глава 11. Холодуха.
Гнали минут пять, не жалея движка. На одном дыхании, прыгая на ухабах, проскочили километра четыре, потом на развилке свернули на узкую тропинку, петлявшую между сосен. Проехали ещё с километр, потом Пашка ещё раз свернул, уже с тропинки, и танк, подминая под себя чахлый кустарник с засохшей листвой, забрался в густые заросли. Грузно поворочавшись там, как бегемот в болоте, он, наконец, остановился. Паша заглушил двигатель.
— Чудом ушли, — он повернулся ко всем своим чумазым улыбающимся лицом, — ещё бы чуть-чуть и швах!
— Чуть-чуть не считается, — Андрей отвёл глаза от Паши, посмотрел на Агнию, поймал её понимающий и ободряющий взгляд. Она показала ему глазами на спасённую девушку.
Антонина сидела на полу
