возможно, неосознанно выбрал вместо Саши.
Без нее это ничего не значит, но, если я откажусь от этого, все, что у меня останется — это смерть.
Итак, я уладил дела с картелем Хуана и заключил с ним более выгодную сделку. С другой стороны, некоторые организации попросили стать союзниками после того, как стали свидетелями того, как я уничтожил албанцев.
Поэтому Рай может лаять, но никогда не сможет укусить.
Несмотря на все дерьмо, которое я разворошил, я по-прежнему лучший вариант для Братвы.
— Я думаю, — говорю я в ответ на вопрос Владимира. — Мы должны переждать, не предпринимать никаких действий против ирландцев и посмотреть, как они отреагируют. Если они выберут насилие...
— Я зарежу их во сне, — заканчивает за меня Дэмиен, потирая руки.
— Верно, — я поднимаю подбородок в его сторону, и он ухмыляется, как злобный маньяк.
— Разве мы не можем начать войну первыми и посмотреть, как она пойдет дальше?
— Нет, — говорю я прямо.
— Давай! Почему никто не принимает мои предложения всерьез?
— Потому что за ними почти нет смысла, — отвечает Игорь, затем фокусируется на мне. — Я согласен с этим планом, но мы также должны попытаться внедрить шпионов.
— Уже сделано, — говорю я. — У Адриана есть своя сеть внутри.
Мужчина, о котором идет речь, кивает.
— Мы начали это около недели назад. Если будет что-то подозрительное, я доложу Пахану.
— Всегда на шаг впереди, да? — Михаил ухмыляется.
— Я бы не согласился ни на что другое, — говорю я и затем завершаю встречу.
В большинстве дней я слишком оцепенелый, чтобы что-то чувствовать, но в другие дни облако слишком близко. Мрак душит мое дыхание, мое существо и все, к чему я когда-либо стремился.
Иногда я поражаюсь тому факту, что не увижу, как она следит за мной и соревнуется с Виктором за то, кто может защитить меня лучше.
А потом бывают дни, когда я удивляюсь, почему все еще дышу, когда она нет.
Это один из тех дней.
Мне нужно, чтобы все эти гребаные люди исчезли с моего лица, чтобы я мог напиться на ее могиле, как делаю это каждый день. Несколько часов, пока я сплю, прислонившись к дереву напротив ее надгробия — это единственный сон, который я могу получить, и даже он пронизан кошмарами о ее трупе.
Кошмарами о том, как она плачет, проклинает и бьет меня, потому что я решил обручиться с Кристиной, которая сейчас на самом деле беременна.
Рай задерживается позади, ее глаза практически стреляют лазерами в мою сторону. Ее муж стоит рядом с ней, главным образом, чтобы не дать ей меня застрелить. У нее громкий рот, который нужно обуздать.
Я подпираю подбородок кулаком и изображаю беззаботность, которой не чувствую.
— Есть ли причина твоего утомительного присутствия?
— Просто чтобы ты знал, я никогда тебя не прощу.
— Очень смело с твоей стороны предполагать, что мне есть дело до твоего мнения.
— Как ты можешь так равнодушно относиться к ее смерти, ты, гребаный мудак! — она бросается на меня, вероятно, чтобы ударить или дать пощечину, но Кайл держит ее за талию и оттаскивает назад. — Отпусти меня! — она борется с ним. — Кто-то должен вбить немного здравого смысла в его тупую голову!
— Я бы хотел отпустить, но я предпочту не быть свидетелем того, как тебя застрелят, принцесса.
— По крайней мере, один из вас умен, — я пренебрежительно поднимаю руку. — Убери ее с моих глаз, пока я не потерял ту немногую доброжелательность, что у меня осталось.
— Это твоя вина, что Саша умерла, — спокойно говорит она, ее борьба прошла. — У нее не было врагов, но у тебя они были. Черт возьми, ты собираешь их как знаки отличия, не заботясь о том, как это может повлиять на близких тебе людей. Я уже говорила, что ты не был достоин ее и, что тебе следовало отпустить ее, но, конечно, ты этого не сделал, и посмотри, чем это обернулось.
Я быстро встаю, но рефлексы Кайла быстрее. Он почти тащит ее из столовой.
— Мы уходим.
Моя рука сжимается в кулак. Если бы я прикоснулся к ней, я бы свернул ей гребаную шею. В этом нет сомнений.
Кайл был достаточно быстр, чтобы спасти ее из моих лап. Даже если временно.
Я стою там секунду, две…
Одним движением я хватаюсь за края стола и сбрасываю вниз все, что было сверху.
Тарелки, стаканы и остатки еды раскалываются и оставляют пятна на полу, но это никак не помогает утихомирить бушующий внутри огонь.
Может быть, я должен быть тем, кто отравит Рай, чтобы навсегда отключить ее гребаный раздражающий голос.
Это твоя вина, что Саша умерла.
Эти слова повторяются снова и снова, вступая в противоречие с тиканьем старых часов.
Тик.
Она умерла из-за меня.
Так.
Если бы она не знала меня, она была бы жива.
Тик.
Если бы я выбрал ее, ее бы не убили.
Так…
Кажется, что в моей голове происходит короткое замыкание. Либо это, либо я схожу с ума. Мое тело не может угнаться за моими мыслями, и ярость сотрясает меня.
Красная ярость.
Ярость, которая нуждается в пролитии крови и все равно будет недовольна.
Я перекатываю кольцо на пальце взад и вперед в безумном ритме, когда выбегаю из столовой. Я рад, что Виктора здесь нет, чтобы пилить меня, как моя несуществующая мать. Или что Карина не ждет меня с ножом — она снова взяла эту привычку после того, как в прошлый раз также обвинила меня в бесчувственности.
Холодный.
Апатичный.
Если бы я был таким же равнодушным, как утверждают она и Рай, смог бы я чувствовать удушье, независимо от того, сколько воздуха я вдыхаю?
Нужен ли мне алкоголь и ее гребаная могила, чтобы обрести некое подобие смутного покоя?
Почувствую ли я ее рядом с собой? Даже сейчас? Идущую рядом со мной, блять, молча, или, может быть, грустно?
Возможно, ее призрак преследует меня, потому что я не смог защитить ее. Хотя какого-то конкретного призрака нет. Просто покачать головой здесь и чертовски обнять там, как будто она снова собирает мои кусочки вместе, чтобы я мог пережить еще один день.
Хотел бы я быть таким бесчувственным, как думают Карина и Рай. Хотя я обычно такой, это не тот
