class="p1">— Проклятье, — говорю я и встаю с кровати, чтобы налить себе воды, в надежде на то, что хотя бы это успокоит мое колотящееся сердце.
Дракон недовольно поднимает голову и наблюдает за мной.
— Тебе не понять, — говорю я раздраженно.
Он пригибается к земле и выпускает из ноздрей густой черный дым, словно желая привести меня в чувства. Если бы он мог говорить, я знаю, что он сказал бы. Его взгляд красноречивее тысячи слов.
— Я справлюсь с этим, — бросаю я и залпом выпиваю воду.
Дракон расправляет крылья и нетерпеливо взмахивает ими. Я вижу, как его глаза загораются, призывая меня к действию.
Эбеново-темная площадка покрытая черным углем, ночью выглядит как провал в потусторонний мир. Я ступаю на нее и бреду по углям вперед, слушая, как они хрустят под моими ногами.
Сожаления не для драконов. Чувство вины и тревоги не для драконов. Я создан для движения вперед, для высокого полета, для покорения вершин, а не для того, чтобы как обычные смертные, тратить свою жизнь на пустые сожаления о сделанном, или не сделанном.
Все они достойны только презрения.
Огонь начинает разгораться внутри меня, дракону нравятся мои мысли и он с наслаждением впитывает мои эмоции, превращая их в дикий огонь, который может сшибать все на своем пути.
Он жаждет того момента, когда вновь настанет миг высшего сопряжения зверя и человека.
— Значит ты хочешь полетать?
В ответ он только выбрасывает из пасти яркий сгусток разрушительного огня, который вижу только я. Он изголодался. Вот уже месяц как я не обращался в высшую форму. Целый месяц зверь ждал и терпел, таясь внутри меня, словно змея, готовая к броску.
— Надолго ли вы, князь? — слышу я голос Даррена.
Его темный силуэт, очерченный тусклым светом, льющимся из дверей, кажется жалким и сгорбленным. Ему не понравилось то, что я сделал с кровоедом. Он обещал ему жизнь, а я подарил этому гнусному существу смерть.
Что же, Даррен, не стоит обещать того, что тебе не подвластно, это будет тебе уроком.
— Я хочу, чтобы к моему возвращению, приготовления были окончены. Разошли людей во все провинции, не жалей денег, пусть каждый знает, что я ищу новую мать для моих наследников.
— Будет исполнено, князь, — он кланяется, низко опуская свою голову. Человек, который все знает обо мне. Человек, который хранит такие тайны, от которых любой другой давно бы сошел с ума.
— Как ты спишь, Даррен? — спрашиваю я его, кроша в руках уголь с площадки.
— Как видите, сплю неважно, — отвечает он как-то дергаясь всем телом.
— Говорят люди в старости плохо спят.
— Похоже на то, — говорит Даррен.
— Что с младенцем? — спрашиваю я, готовясь перейти в форму дракона. Яростный огонь уже переполняет меня, и мне остается лишь отпустить его, чтобы он сжег меня, превращая мое тело человека в тело дракона, властителя неба.
— Дитя крепкое, хорошо ест и не обнаруживает признаков каких-либо болезней.
— Переведи их в замок, — вдруг говорю я, неожиданно для самого себя. — Но девке отрежь язык. Пусть дитя видит солнечный свет. Оно не виновато, что ее мать оказалась неверной.
Даррен смотрит на меня долгим взглядом. И в моей голове звучит отзвук его слов «кровоеды не лгут».
Я слежу за выражением его лица и жду. Наконец, спустя долгую опасную секунду, Даррен кивает.
— Спасибо, — почему-то говорит он и мне на мгновение кажется, что он сейчас упадет на колени, до того жалким и слабым он сейчас выглядит. Видя, что я почти готов перевоплотиться, он в страхе отходит подальше, зная, что сейчас произойдет.
Я отпускаю силу и она заполняет все мое тело, сжигая его в яростном белом огне. Я кричу и воздеваю руки к небу, чувствуя невыносимую боль, уничтожающую мою неуязвимую плоть. Я падаю на угли и они мгновенно загораются ярким красным огнем, повторяя силуэт постепенно растущего дракона, в которого я превращаюсь.
Я сгребаю в огромную лапу уголь и пропускаю его через когти. Один взмах хвостом, и если бы Даррен вовремя благоразумно не убрался бы, он бы уже был мертв.
Я взмахиваю крыльями, поднимая тучу искр от горящих углей, и даю волю огню, выпуская наружу яростную струю пламени вместе с оглушительным рыком, что разносится в ночной тишине, как сигнал тревоги.
Взмахиваю крыльями несколько раз и поднимаюсь в небо. Безумная боль уступает место восторгу и легкости, которая всегда сопровождает любой полет.
Я вижу крошечную фигурку Даррена, который смотрит на меня запрокинув голову вверх. Я знаю, что старик бы все сейчас отдал, лишь бы узнать, куда я направляюсь.
Но ему незачем знать.
27
В полном изнеможении я выбираюсь на скалистый берег, раня беззащитную кожу об острые края камней. Все силы, что у меня еще оставались, уходят на то, чтобы вытянуть на берег бездыханное тело Клем.
Я падаю на камни и безучастно смотрю на то, как ледяные волны лижут мои обнаженные ноги. Я не могу даже шевельнуться, чтобы отойти еще на метр, где волны меня не достанут.
Дышу, как рыба выброшенная на берег и смотрю в черное беззвездное небо, которое, кажется, желает высосать всю мою душу. Которое кажется ненавидит меня. Ненавидит Клем и все живое. небо, которое заодно с проклятым монастырем…
Они все умерли там. Все сгинули в морской пучине. Никто не выплыл и не мог бы выплыть. Это было не испытыанием, это было просто убийством.
За что они это сделали? Зачем?
Я осторожно трогаю рукой Клем, и с невероятным облегчением осознаю, что она еще жива. Ее сердце, пусть и едва заметно, но бьется.
— Держись, — говорю я еле слышно. — Мы выберемся отсюда. Только не умирай.
— Отсюда не выбираются, — слышу я злобный голос матери Плантины. — Есть путь только в один конец, высочество.
Она скрипит кожей на своих сапогах, медленно двигаясь к нам с Клем.
Я нахожу в себе силы, чтобы встать на четвереньки и заглянуть проклятой суке в глаза.
— Вам было сказано ясно и четко, грязные шлюхи, что плыть назад нельзя. Награда за непослушание — смерть.
Я вижу, как в ее руках блестит длинный острый нож, похожий на трехгранный стилет. Ее толстая красная рука заметно дрожит, а рот полуоткрыт.
В ее безумных глазах я вижу только одно. Обещание смерти, словно она обезумела и возомнила себя каким-то вершителем человеческих судеб, которому была дана власть убивать, или оставлять в живых.
— За что? — спрашиваю я, — чувствуя, как по моим щекам текут слезы бессилия. Я ненавижу себя за эти
