на этом проклятом острове, а тут еще младенец!
Август, день первый, пятый год Серого тюленя
Всю ночь я держал ее на руках. Она сосала тряпочку, смоченную в молоке, и была такая синяя! Я жарко натопил печь, сжег почти весь плавник, что был у меня запасен. Хорошо, что штормом принесло много нового, сегодня разложу его на просушку.
Это была страшная ночь, я все боялся, что она умрет. Но она сопела, хрипела и писалась, у меня уже не осталось тряпок, чтобы заворачивать ее. К утру я так устал, что стал бояться уронить ее. Тогда я привязал старой рубашкой ее маленькое тельце к своему животу и уснул, лежа на спине.
День пятый
Не успеваю записывать. Я больше не пью молоко, отдаю девочке, сам питаюсь мидиями, рыбой и водорослями. Ей я даю молоко и рыбный бульон. Я привязываю ее к себе и хожу, собираю плавник, моллюсков, все, что принесло нам море. И не могу перестать думать о том, как она оказалась тут? Она ведь новорожденная, я уж понимаю в этом, у меня же пять младших братьев было, я помню, какими эти котята рождаются, а один раз сам принимал у матери роды, когда отец задержался в шахте. Эту девочку прибило к берегу через несколько часов после рождения. Но кто выбросил ее в море?
День одиннадцатый
Ужасно устал. Ничего не могу. Утопился бы, но держит девочка. Ее кожа порозовела, а еще она научилась плакать. Надо дать ей имя, но мне ничего в голову не приходит.
День двадцатый
Сегодня солнечно и тепло. Мы с девочкой сидим на полянке среди валунов-троллей. Я частенько прихожу сюда и разговариваю с Йолари, а иногда забываюсь и называю так своего найденыша. Она хорошенькая. Только вот на головушке темный пух, будто она и не с островов вовсе. А глазищи – на пол-лица и светло-голубые, как утреннее небо. Она меня узнаёт! Да, узнаёт и что-то все гулит, когда видит. Как бы Йолари была рада ей! Семь прях не дали нам детей, и эта девочка была бы ей утешением, она вырастила бы ее, как свою. Нет, нет моей Йолари! Проклятые вандербуты забрали ее, убили, пробили насквозь ей грудь! Вся кровь из нее вытекла, и даже море долго не могло слизать это кровавое пятно с песка.
День двадцать четвертый
Я мало пишу, не успеваю, моя малышка растет и крепнет с каждым днем. Коза уже привыкла, что надо давать молоко не только ее козленку, но и моей девочке. Козленка отсаживать пора, большой уже, пусть траву ест, в этом году ее много. Счастье, что ее не убили тогда, козу-то, убежала, спряталась в скалах и козленка увела. А козла и двух других коз убили. Убили вместе с Йолари. А меня не убили. Оставили. «Давай, – говорят, – живи, зажигай свои бакены и женушку вспоминай». Будь они прокляты. С того дня я ни разу не зажег бакены. Пусть хоть сотня кораблей разобьется о наш остров, мне наплевать.
Сейчас-то я понимаю, что семь прях специально так все устроили, чтобы я выжил. Иначе кто бы спас эту малышку? Но почему не уберегли Йолари? Она справилась бы лучше меня.
День двадцать седьмой
Сегодня я вспомнил про книгу. Открыл и увидел портрет девчушки. Такая она там хорошенькая, только черноволосая. Да, я вздрогнул от этих волос, не очень-то мне они понравились, насмотрелся за свою жизнь. А слов никаких в книге не было. Я подумал: может, надо уехать нам отсюда, уплыть? Податься на какой-нибудь остров, пристроить малышку в семью… как мне ее воспитать без Йолари-то? Я хотел, чтобы книга мне подсказку дала, но она молчала. И я все не мог решиться. Нам и здесь хорошо. Тепло сейчас.
День тридцать первый
Умерла коза.
День тридцать четвертый
Я думал, мы тоже теперь умрем, но эта девочка послана мне пряхами, я уверен. Коза моя расшиблась: упала со скалы, сломала две ноги и распорола брюхо, пришлось ее добить. Целый день девочка кричала от голода. Я давал ей рыбный бульон, но что толку? Тогда я стал жевать рыбу и вкладывать эту кашицу ей в рот, сил не было смотреть, как она надрывается! А потом случилось чудо! Ко мне приплыла моя тюлениха! Та самая, которую я спас, вытащил из сетей и отпустил. Она меня узнала, стала ласкаться, тыкалась носом в ладони, а рядом плескался ее малыш. И я понял, что мы спасены.
День тридцать пятый
Я долго уговаривал тюлениху, я сидел рядом с ней на скале целый вечер, я кормил ее рыбой, я гладил ее и показывал малышку. А когда ее детеныш поел, я подложил ей мою девочку. И все получилось! Хоть тюлениха и ворчала недовольно, но она поделилась с нами своим молоком! Но как мне сделать, чтобы она осталась?
День какой-то
Я больше не могу. Пропади оно все пропадом.
Еще один день
Я не уверен, но кажется, сегодня три месяца, как я нашел Эшвин. Да, я смог наконец придумать ей имя. Все из-за тюленихи, которая помогает мне ее выкормить. Она до сих пор не уплыла, живет тут, в прибрежных скалах, со своим детенышем. Эшвин – женщина-тюлень, древняя богиня и хранительница наших островов. Хорошее имя для девочки-сироты, оно поможет ей в жизни. И раз уж я потерял счет дням, то начну с этого дня отсчитывать заново.
День снова первый
Как смешно она курлычет! Будто птичка какая или дельфин. Девочка моя ненаглядная! Вот Йолари порадовалась бы тебе!
Я всерьез начал собираться на Элишу или какой другой остров. Как ребенку жить здесь? Мы-то с Йолари жили и были счастливы, но ребенок – это ребенок. Уезжать я не хочу, здесь мой дом, и тюлениха будет скучать. Может, мы здесь и не в безопасности, но все же… А там, на островах, кто знает? Защищен ли кто от набегов вандербутов? Нет, никто не защищен. Эта война никогда не кончится.
День второй
Буду стараться записывать в тетрадь каждый день. Меня беспокоит цвет ее волос. Слишком уж темный, будто она не с островов вовсе. Такие черные волосы я только у вандербутов и видел. О, семь прях! Не может же быть она из них! Их женщины сидят себе далеко в Империи и носу сюда не суют, они даже и не знают, что мы тут есть. Но ведь моя Эшвин – самый необыкновенный ребенок. Мало
