поводу которых так ожесточенно спорят эксперты, а вслед за ними пользователи Твиттера и Телеграма. Дело, конечно, не в них, а в том, что, наверное, человечеству, вооруженному знанием о будущем, жилось бы спокойнее и легче. (Хотя при этом куда менее увлекательно!)
Но всё осложняется тем, что в общественных процессах есть принципиальная грань, за которой моделирование уже не работает — как бы мы ни старались. Конечно, у социума есть какие-то закономерности, которые можно математизировать. И кое-что предсказать мы можем — правда, на три с плюсом по пятибалльной шкале.
Но когда мы пытаемся прогнозировать социум с большой степенью точности, всё упирается в огромное количество каких-то побочных факторов. В физике мы умеем разделять их на важные и неважные, а в социуме не умеем. Например, физик знает, что, независимо от ветра, камень летит вниз примерно с ускорением g. И на этом он может строить точные расчёты. Однако есть нюанс: при урагане эта формула перестаёт работать. Этот нюанс, как правило, не мешает физикам, ведь природные катаклизмы происходят не слишком часто.
А вот в социуме, образно говоря, всегда бушует ураган — просто так устроена жизнь. И ты в этом урагане должен выделить какие-то факторы и обнаружить, что они то работают, то не работают. Поэтому математика при расчёте общественных процессов хоть и применима, но далеко не всегда точно.
Приведу пример. Философ и этнолог Лев Николаевич Гумилёв подкрепил свою пассионарную теорию этногенеза математическим графиком. Не буду разбирать сам график: скорее всего, с математической точки зрения он неплох, иначе его давно бы раскритиковали. Но имеет ли он реальное отношение к нациям и их генезу?
Первый вопрос, который критический исследователь должен себе задать, — можно ли вообще измерить жертвенность, стремление к идеалу, волю к победе и так далее? И если можно, то в терминах каких количественных показателей?
Например, Гумилёв написал бы, что жертвенность измеряется в количестве людей, которые добровольно отдали свою жизнь в течение данного периода. Допустим, историки даже подсчитали, что в 70-х годах XIX века было произведено такое-то количество покушений на чиновников царского режима. То есть цифры мы получили. Но вопрос в другом: может ли жертвенность измеряться именно этим? Мне кажется, вряд ли.
Может быть, конечно, Гумилёв прав. Возможно, он чувствует логику и движущие силы этногенеза. Что ж, признаю, художественная литература бывает очень интересной, но мы не требуем от неё точности. И если историк или философ влезает в математическую область, то, скорее всего, она окажется для него минным полем.
Любой конфликт в обществе можно математически смоделировать и сделать из этого определённые выводы. Но важно понимать, что выводы, к которым математик придёт на основе своей модели, могут оказаться полностью не соответствующими реальности.
До определённой степени поддаются анализу военные конфликты. Профессор политологии Нью-Йоркского университета Брюс Буэно де Мескита заявляет, что разгадал все современные войны на основе математики и теории игр. Вполне возможно, что так и есть, ведь в войнах часто понятно, что нужно сторонам. Следовательно, есть шанс, что мы сможем это математически смоделировать и получить правильный вывод.
Но война войне рознь. Если битва идёт за ресурсы, то она отчасти математизируема. А если за идеи и смыслы — уже нет. Например, Великая октябрьская революция — идейная. Отечественная война 1812 года имела несколько аспектов, в том числе религиозный, а значит, ее можно назвать войной смыслов. Когда речь идёт о смысловых войнах за образ жизни, за то, что человек не может чего-то терпеть до такой степени, что готов рисковать жизнью ради борьбы с этой угрозой, то тут трудно что-то предсказать с математической точки зрения.
То же самое касается социально-экономических процессов: математика в них не слишком полезна, потому что появляется такое количество факторов, влияющих на ситуацию и неконтролируемых, что модель рассыпается у тебя в руках. В итоге всё упирается в волю конкретного человека, а её просчитать нельзя.
Математика не способна предсказать, как пойдёт взаимодействие двух людей или как пройдёт какое-то событие. Например, я готовлюсь к лекции по одной теме, а слушатели задают вопросы по другой теме, и в итоге встреча проходит совершенно не так, как я планировал. Общение двух или нескольких людей, их поступки — это вещи совершенно хаотичные, и, по-моему, это прекрасно. Я бы не стал по этому поводу сокрушаться, не стал бы стремиться к математизации всего и вся.
Кроме того, существует то, что вообще нельзя объяснить математически — например, сознание человека. Математика не может описать никакие духовные процессы, не может описать религию или чувства. Невозможно математически просчитать человеческое мышление и фантазию. Суть в том, что это нематериальные вещи.
Суммирую сказанное. Мой большой профессиональный опыт в области теории игр свидетельствует в пользу того, что можно пытаться математически моделировать социальные и политические процессы или общественные явления, но эти модели будут описывать жизнь максимум на тройку. Я это знаю и с этим мирюсь: не на двойку же!
Для чего нужна теория игр
К теории игр я шёл довольно долго. Хотя я и закончил мехмат МГУ с отличием, но в математике нашел себя не сразу. И только когда уже учился в Российской экономической школе, понял, что есть тема, которая увлекает меня больше других.
Разумеется, интерес к ней проявляю не только я. Давно заметил, что среди всех курсов, которые я читаю, теория игр — традиционно самый популярный, ведь она объясняет, как устроен мир людей, что происходит вокруг нас в социуме.
Речь идет о математическом описании социальных конфликтов. Оно может включать в себя множество подтем, например транспортные задачи: как оптимально организовать пассажиропоток, как организовать систему парковок в городе и так далее. Подобные задачи, по сути, вырабатывают принципы успешного функционирования социума.
Если вы читали роман Виктора Пелевина «Transhumanism Inc.», то наверняка помните термин «картель». Писатель вводит его вместо терминов «мировое правительство» и «мировой заговор». Но ведь, по сути, картель действительно существует: его роль выполняет способ мышления «людей с огромными деньгами»: мультимиллиардеров, находящихся внутри системы финансового мирового капитала.
И этого миллиардерам вполне достаточно, чтобы не нуждаться ни в переговорах друг с другом, ни во взаимной координации своих действий. На любое социальное движение они в норме реагируют так же, как и их «коллеги». Поэтому возникает ощущение, что это заговор. А заговора нет, есть способ мышления. Вот это и объясняет теория игр. И сейчас я привёл в пример лишь одну из миллиона загадок, на которые она даёт ответ.
Если еще поговорить
