в своем стремлении вдохновить меня хотя бы на один танец. Я все время отказываюсь, зная, что не смогу нормально двигаться в своих туфлях.
— Пойдем, поддержи меня, — умоляет подруга с радостным блеском в глазах, — я почти уверена, что на следующий медляк меня пригласит Веремеев.
Я открываю рот, но ничего не говорю. Кошусь на Стаса, понимая насколько ему неприятно это слышать. Олег Веремеев — тот самый парень из параллельной группы, от которого Маруська сходит с ума два последних года. И ее сосед в курсе всех подробностей.
— Ты в этом уверена? — глупая попытка свернуть разговор. Не потому, что не хочу обсуждать этого парня, а потому, что вижу несчастные глаза Стаса.
— Считаешь мне показалось? — в голосе Маруськи звучит явная обида.
Она бросает понимающий взгляд на парочку воркующих голубков: Аксенова и Оленьки, и возвращает внимание на меня. На лице разочарование и обида, помноженная на два.
— Я просто хотела вытащить тебя отсюда, чтобы ты прекратила зажирать дыру в сердце, — я не узнаю ее голоса за едкими словами, — что скажет на это Соколов?
— Он не узнает, — я обвожу рукой зал, — его здесь нет.
— И тебе не хочется узнать почему?
Я физически ощущаю тяжесть от упрека, с которым она смотрит на меня. Нашу игру в гляделки прерывает громкий смех Аксенова, Пантеры и «Бьюкенен».
— Ну и продолжай сидеть тут и проворачивать нож в ранах! — фыркает Маруська и встает, желая уйти, но ей мешает Стас.
Он с неловкостью отходит в сторону, а Маруська натыкается на него. Она издает громкий звук, похожий на рычание и шагает в другую сторону. И ровно в этот момент Стас делает то же самое. Маруська вновь на него натыкается.
— Стасян, если ты сейчас же не уйдешь с дороги, я покажу на тебе прием, которому обучилась на курсах самообороны! Говорят, у меня отличный удар правой.
Бедный сосед отскакивает от разъяренной девушки, неуклюже поправляя очки, сползающие с переносицы. Я давно говорила, что он похож на Безухова, которого сыграл Бондарчук в «Войне и Мир». А именно сейчас он — вылитая его копия. Только намного моложе.
— И кстати, — Маруська задерживается, наклоняется ко мне и тычет меня в грудь указательным пальцем, — он действительно хочет пригласить меня!
Я моргаю и провожаю ее ошарашенным взглядом. Стас виновато смотрит на меня, как будто чувствует, что все что произошло между нами с Маруськой — его вина. А что вообще между нами, блин, произошло?
Сижу и прокручиваю в голове последние пять минут и пытаюсь сообразить: стоит ли мне пойти к Маруське извиниться или потребовать извинений от нее?
Хочу отдать им обоим должное, им удалось отвлечь меня от Аксенова.
— Что-то ты притихла совсем, — замечает Мишина, возвращаясь за стол.
Я перевожу на нее рассеянный взгляд и не слышу, как она рассказывает о том, что творится на танцполе.
Ее красная помада и даже родинка над губой исчезли. Я невольно перевожу взгляд на ее парня и понимаю кто тому виной. Молодой человек садится рядом с ней и без стеснения вытирает свои губы салфеткой, на которых еще остаются красные следы.
— Голова разболелась, — с ужасом осознаю, что и на «Дейзи Бьюкенен» тоже давно нет помады. Да и вообще она и ее «принц в белом» куда-то уходят, незаметно для всех, не прощаясь. На глаза наворачиваются слезы, которые я держала в себе весь вечер.
— А может причина в… «кое-ком»?
Я таращусь на хитрое лицо Маши, не понимаю, когда и как успела себя выдать. Если хоть кто-то из «Цензоров» узнает о моих чувствах к преподавателю — мне конец. Мишина смотрит на мой сотовый, который я почему-то крепко сжимаю в руках.
— Все еще надеешься, что он появится?
Я моргаю. Перевожу взгляд на телефон. И на место рядом с собой, никем не занятое. Ах, вот оно что! Вздыхаю, чувствуя невероятное облегчение. Она думает, я расстроена из-за моего «плюс один». Я поджимаю губы, чтобы сдержать улыбку и с самым серьезным видом выдаю:
— Наверное, у него что-то вроде фобии выпускных.
Возможно, это даже близко к правде.
— Знакомая отговорка, — встревает в разговор Пантера. — Почти то же самое сказал Леша, когда я пригласила его пойти со мной сегодня.
От этих слов у меня по спине ползут мурашки. Я не двигаюсь, в надежде, что неправильно поняла Полину. Меня тревожит не то, что она настолько близка с Соколовым, а то, что фобия Леши может оказаться не выдуманной.
— Не удивительно! — Маша с пониманием оглядывает Пантеру. — После того, что произошло с ним накануне школьного выпускного…
— А что с ним произошло? — на меня накатывает едва ли не приступ паники, но я держу себя в руках.
— Ну, я плохо помню подробности, — Мишина поправляет прядь волос за ухо и с особым вдохновением, с которым обычно любят посплетничать девочки, рассказывает. — За пару дней до выпускного он и несколько его одноклассников поехали в ночной клуб. Это был его день рождения или не его… не помню. Мне мама рассказывала, она — лучшая подруга мамы его девушки.
Я запуталась на перечислении кто кому и кем приходится и попыталась сосредоточиться на сути.
- Ну, короче в тот вечер что-то пошло не так. Он сначала поругался со старшим братом его девушки, с Филом, а потом Фил спровоцировал Лешу на драку.
— Лешик? Он не мог полезть в драку, он профессиональный боксер! — с испугом в глазах, Полина вытаращилась на Мишину.
— Может, потому его и турнули из федерации спорта, — предположила Маша. — Он ведь ударил первым. Да еще как ударил! Филип впал в кому, а когда вышел — его родители увезли то ли в Польшу, то ли в Германию… Мама говорила, но я не запомнила.
Неожиданно экран моего телефона загорается, и я вижу сообщение от Тимура Хасанова, друга Леши:
“У нас — тоска смертная! А у вас?”
Он присылает селфи свое и Марьяши, где они оба сидят грустно смотрят на меня с экрана телефона. Я вспоминаю о том, что у Марьяны тоже сегодня выпускной.
“Если на вашей вечеринке веселее — мы едем к вам!”
У меня загудело в ушах. Голоса, звуки, музыка — все отошло на задний план. Я слышала только разговор Мишиной с Пантерой и собственное частое дыхание. Беспокойство за Соколова, снедавшее меня весь вечер, приобрело форму. Его конфликт с Филиппом в доме его родителей много лет назад, встреча с загадочной женщиной, его странное желание прийти на мой выпускной и то, что он в итоге не появился…
