Такое чувство, что мы не виделись вечность, а я ведь даже не знаю, сколько мы не виделись. Лёша прерывает поцелуй, прижимается своим лбом к моему, тяжело дыша.
– Кошечка, мне завтра на службу, я больше не могу её игнорировать, завтра зайду сразу после работы.
– Конечно, со мной всё хорошо.
– Ты даже не представляешь, как я рад, что наконец нашёл тебя. Столько дней в неизвестности – это ад, даже для меня. Отдыхай, моя хорошая.
Алексей
Следующий день.
Спешу к Марте в больницу. Цветы, пирожные, фрукты купил. В нетерпении забегаю на этаж. Вроде и знаю теперь, что с ней всё относительно хорошо (сотрясение – это плохо, но в остальном цела), а всё равно волнуюсь, как будто вдруг выяснится ещё что-то. Или ей станет плохо, а меня рядом нет. Только собираюсь открыть дверь в палату, как изнутри доносится странный разговор. По всей видимости, это мама Марты. И мне совсем не нравится то, что я слышу.
Глава 25. Дочки-матери
– То есть ты просто упала? Марта, мы думали на тебя напали или случилось что-то страшное, и поэтому сорвались, бросив работу!
– Мама, у меня сотрясение, разве этого мало?
– Ну отлежишься немного. И вообще, почему врач сказал, что тебя привезли голой из гостиницы? Дочь, ты проститутка? Это и есть твой дурацкий фриланс? Говорила я отцу, что не спроста ты на нормальную работу не устраиваешься! Какой позор! Что люди подумают? А если узнают соседи? За что мне такое наказание?
– Мама, остановись! Какие люди? Какая, к чертовой чебурашке, проституция? Какое мне дело до соседей? Я сотни раз рассказывала, что занимаюсь графикой. Но это же не так интересно, как обвинить родную дочь в продаже тела, да?!
– Хватит выдумывать! Графика, ага, знаю я эту графику. Что я не знаю, чем в гостиницах занимаются? Тьфу, позорище! Мужик, который к нам приезжал хоть на самом деле жених? Или твой сутенёр? Значит так, сегодня выписываешься из больницы и уезжаешь с нами. Я не позволю тебе вести разгульный образ жизни.
– Нет! Прекрати выдумывать чушь! И я никуда не поеду!
– Я не спрашиваю!
– Мама, ты перегибаешь палку. Меня тошнит, дай тазик или что-нибудь!
– Ты что беременна? Нагуляла всё-таки!
– Нет, конечно, нет. Не говори ерунды… О боже…
Я уже не выдерживаю и захожу в палату, когда слышу, что Марте стало плохо. Бледная малышка стоит, согнувшись у раковины в углу палаты. Молча ставлю пакеты, достаю бутылку воды, беру полотенце и подхожу к кошке. Меня трясёт от злости на её мать. Открываю кран, споласкиваю раковину, мочу полотенце, протираю её лицо, подношу к её рту открытую бутылку воды, чтобы попила. Затем помогаю лечь обратно на кровать, укрываю одеялом. Наконец, поворачиваюсь к маме. Был бы напротив меня мужик – без замедления врезал бы по этой высокомерной физиономии. Но это мать! Мать моей женщины! Уму непостижимо, как может себя так вести самый близкий человек.
– Вам лучше уйти, – я еле сдерживаюсь, чтобы не послать её на хуй прямым текстом. Это ж насколько засран мозг, чтобы дочь в трудную минуту ещё больше утаптывать?
– Чего? Да как ты смеешь? Как там тебя? Алексей? Это из-за тебя моя дочь здесь?
– Ваша дочь здесь из-за несчастного случая, но, если вы продолжите в том же духе – в больнице она задержится из-за ВАС!
– Ах так! Марта, я не потерплю такого отношения!
– Вы что, не видите, что ей плохо, отстаньте от девочки, не доводите меня.
– Вижу я, придуривается она. Подумаешь, упала! Марта, значит так. Ты уезжаешь с нами? Сразу говорю, в квартиру ты больше не вернёшься в любом случае, только если вещи забрать.
Я сажусь на кровать и беру Марту за руку. Сжимаю, чтобы она чувствовала, что я рядом с ней во всех смыслах. Вмешиваться в это решение Марты я не хочу. Для меня вопрос не стоит: кошку я отвезу из больницы к себе в квартиру. Но это не должен быть выбор между, пусть и странной, но матерью и мужиком.
– Мама, ты смешала меня с грязью во имя общественного мнения, а сейчас пытаешься манипулировать? Нет, я с ТОБОЙ я никуда не поеду.
– Ой дура…
– Лилия Васильевна, Вам пора. Думаю, всё, что нужно вы услышали. Вещи Марты из квартиры я заберу на днях, не переживайте. До свидания.
Женщина, сжав недовольно губы, развернулась на каблуках и вышла из палаты. То, что здесь было – просто отвратительно. В голове не укладывается, как такое вообще возможно.
Марта
Я лежу и наблюдаю, как мама выходит из палаты. Никаких адекватных слов для сцены, которую застал Лёша, у меня нет. Это стыдно, когда родная мать больше боится, что посторонние люди заподозрят что-то некрасивое, чем то, что у её дочери проблемы со здоровьем.
– Прости за эту ситуацию, Лёш.
– Глупости. Похоже, мы съезжаемся, – выглядит он донельзя довольным, хотя пару минут назад я думала, он начнёт дышать огнём.
– Это почему?
– Не понял, а куда ты собралась ехать из больницы? Тебя завтра должны выписать домой.
– Не знаю, я не могу так быстро сейчас думать.
– Как ты, хорошая моя?
– Как будто прокатилась пару лишних кругов на американских горках. Так ты, значит, разрешаешь начать метить твою холостяцкую территорию?
– Настаиваю на этом. Только диван не царапай, очень его люблю.
Я смотрю на моего мужчину и удивляюсь, как мне повезло. Ему не нужно даже анализировать ситуацию, чтобы встать на мою сторону. Защищает слепо.
– Мне стыдно за то, что ты услышал. И за то, что, я надеюсь, ты не услышал.
– Милая моя, тебе не за что краснеть! В конце концов, у такой элитной… хм… не хилый прайс – в обмен на твою любовь я отдал себя целиком с потрохами! – смеётся так открыто, а у меня силы есть только улыбаться.
– Алексей, я ненавижу и люблю тебя сейчас одинаково!
– Ты первый раз это сказала, кошка. Поверь, я тоже по уши влюблён в тебя. И вся эта ситуация, – он окидывает палату взглядом, – показала мне, насколько ты дорога мне. Остаётся только молиться кошачьим богам, чтобы ты не пользовалась моей слабостью.
Я широко улыбаюсь.
– Ничего не обещаю, львёнок.
– Я тебе принёс вкусняшек, когда выспишься и пройдёт тошнота – поешь. Отдыхай. И я знаю, что тебя расстраивает эта ситуация с мамой, я не могу на это повлиять, но надеюсь, она образумится и извинится.
На следующий день врач разрешает мне продолжить лечение дома. Я пишу
