нахождения у избушки слова не сказал, а перед уходом — тем более. Павел и Настенька — тоже. Про меня уж и нечего говорить. Мне тут слова не давали.
Когда по лесу шли, Жаргал несколько раз останавливался, прислушивался.
— Идут за нами… — оповестил он Егора. Когда, в первый раз остановился.
— Племяннички?
— Они… Пугнуть?
— Не надо… — Егор поморщился.
Через час сопровождающие нас покинули. Что им надо было?
В селе, куда мы добрались ещё засветло, Егор сразу направился к волостному правлению.
Само волостное правление собирается редко, но волостной старшина и писарь ещё должны были на месте быть.
Так и оказалось. Егор по крыльцу в здание правления поднялся, мы — опять на улице остались. На лавочку присели, что перед правлением имелась.
Хоть правление и коллегиальный орган, но реальная власть у волостного старшины и писаря. Последний — не маленький человек. Без старшины многие дела может провернуть умеючи.
Через четверть часа старообрядец вернулся с нужными бумагами.
— Ну, жук…
Это он про кого?
Про волостного старшину?
Про писаря?
Оказалось — про Самуила. Всё у него было схвачено, за всё заранее проплачено. Ну, а как? Делиться же надо…
— Теперь куда? — осведомился я у Егора.
— Перекусим и дальше…
Да, перекусить бы не мешало. У скупщика поесть нам не предложили.
— Пельмешков поедим… — озвучил свои пищевые пристрастия инородец.
Да, от пельмешков и я не откажусь. Сибирские пельмени — вещь…
В трактире было не многолюдно. Вернее, кроме нас — один-единственный посетитель. С виду — явно неместный. Проездом здесь, наверное. Графинчик перед ним был уже почти пустой.
Егор его внимательно осмотрел с ног до головы, какой-то своей мысли кивнул. Скорее всего, в голову его пришло, что переодеться бы нам не мешало. Сейчас мы после пожара и лесных странствий на чучела были похожи.
— Чай, пельмени, — сделал заказ хозяину Егор. Другого персонала в заведении не наблюдалось.
Алкоголь в наш заказ не вошёл. Не баловался старообрядец этим делом.
На пятерых нам вскоре принесли два маленьких чайника и два больших. В маленьких оказалась заварка, а в больших — кипяток. Крышки у чайников были на цепочках.
Что, и здесь воруют? Вроде, не город… Или — так положено?
Носики керамических чайников были в оловянной оправе. Это — для того, чтобы чайник дольше служил, носик его не разбивался.
Пельмени тоже не заставили себя ждать.
Когда Егор заказ делал, уточнил, что пельмени ему нужны с говядиной.
Ну, с говядиной, так с говядиной. Хотя — со свининой, они вкуснее.
Тесто для сибирских пельменей из свинины готовится обычно — без каких-то особенностей. Так же, как и для пельменей из говядины. Начинку же, делают таким образом: берут хорошей, лучше нежирной, мягкой, свежей свинины, бьют ее ножом до тех пор, пока она не перейдёт в мягкое-премягкое состояние. Как тесто станет, но не из муки, а из мяса. Причем, в процессе этого битья, прибавляют в свинину самых густых сливок, а равно мелко-мелко истолченного перца, мускатного орешка и соли. На стол свиные пельмени подают с бульоном, вместо подливки, в которую, по желанию, прибавляют уксусу и перцу.
Эх, у меня даже слюнки потекли…
Интересно, как тут в трактире пельмени варят? В воде или бульоне?
В бульоне было бы лучше…
Но, это едва ли… Ещё и готовить для всяких говяжий бульон. Не для себя ведь.
Дома мама тесто для пельменей небольшим стаканчиком вырезала, а в этом трактире его просто квадратцами нарезали, но это не помешало нам заказ повторить. Жаргал нас объел просто. Мы и моргнуть не успели. Куда в него столько влезает?
— Ты, не лопнешь? — деланно запереживал о его здоровье старообрядец.
— Неее… — промычал тот с ещё набитым ртом.
— Нерусь, одно слово, — покачал головой Егор.
— Точно, — поддержал его я.
Петр и Настенька ничего не сказали. Хотя, им, как и нам, пельменей тоже мало досталось.
— Может, свиных? — попытался я внести коррективы в заказ.
— Говяжьих. — Егор был непреклонен.
Да, пельмени тут на воде варили. Ну, да ладно…
Глава 42
Глава 42 Встреча на станции
Гора с горой не сходятся, а человек с человеком — да, сколько угодно…
Так ещё дома со мной не раз было. Поехал я как-то однажды на летних каникулах в Москву. В город-герой. Столицу нашей Родины.
Ехать мне было долго, в пути лица соседей по вагону примелькались. Не раз за день к титану с кипятком бегал, ну, и в туалет тоже. Не то что, запомнил всех, но в памяти попутчики отложились.
Потом, когда уже по Москве гулял, не раз людей из нашего вагона встречал. Вроде, город многомиллионный, а поди же ты…
С одними — в очереди в мавзолей Ленина вместе стояли, с другими — в ГУМе столкнулся. Они, как и я, мороженым на первом этаже лакомились. Нигде такого вкусного мороженого нет, только там. Нет, в нашем городе оно тоже хорошее, но здесь — лучше всех.
На железнодорожной станции, куда нас Егор привёл, было по местным меркам многолюдно. Народ туда-сюда сновал, все чем-то для себя важным были заняты. Я за время нахождения в тайге отвык от такого количества людей, суета вся эта была мне несколько неприятна. Перед глазами мелькают, в моё личное пространство влазят, толкнуть могут и даже не извинятся.
У тех, кто в больших городах живёт, личное пространство меньше, чем у сельских жителей. У селян оно большое. Приедут они в город, а там им не комфортно. Пусть и встретили их родственники и друзья от всей души, накормили-напоили до отвала… Однако, в городе чужие, не свои в их личное пространство постоянно вторгались и им что-то тут не уютно, устали они, домой их тянет.
Постепенно сельский житель к городу привыкает, его личное пространство уменьшается. У меня — наоборот, не один месяц прожил я на вольных просторах, оно у меня и увеличилось.
Во как… Теперь мне снова надо к городу привыкать.
Мы в одёжной лавочке на железнодорожной станции человеческий вид приняли, на нас уже никто не оглядывался. Не косился, как на чудищ лесных.
С Жаргалом ещё перед станцией мы распрощались, оружие ему отдали.
Он сейчас уже без аппарата на ноге был. Снял я его, ещё в номере при трактире, где инородец чудеса в поедании пельменей показывал. У хозяина съестного заведения, что мне нужно было, нашлось. Да, не многое мне и требовалось.
После избавления от металлоконструкции Жаргал даже что-то типа танца изобразил. Народного. Бурятско-фольклорного.
Ну, тут — как кому. Мне его представление не понравилось.
Только думали на вокзальчике, он тут не большой, как игрушечный, за билетами идти, как отвлеклись. К перрону поезд прибывал.
Наш? Не наш? В смысле, в нужном нам направлении?
Тут никаких указателей не было, в каком направлении куда поезда следуют.
Поезд остановился, народ из него выходить начал.
Смотрю — мужик с двумя чайниками бежит. Вроде, знакомый. Один в один как санитар из нашего отряда, с которым на борьбу с эпидемией я ехал.
Пригляделся, точно — он!!!
Ну, дела! Не бывает так!
— Илья! — окликнул я мужика.
Тот притормозил, встал, на меня уставился.
— Воробьев? Курсант?
Глазами хлопает. Удивлен до самой невозможности.
— Ты, как здесь?
— Ну, так…
— Мы же тебя уже похоронили…
Ну, здравствуйте. Похоронили они меня! Значит — теперь жить долго буду. До ста лет, не меньше…
— Ты, один? Или все наши тут?
Сам на поезд мужику с чайниками киваю.
— Тут… Не все…
Посмурнел как-то санитар, улыбка с лица его сползла.
— Где они?
— Да, вон. Второй вагон отсюда…
Посмотрел, точно — наши. Вот преподаватель, что десмургию нам в головы вкладывал. Вон ещё одно знакомое лицо, второе, третье…
Я мужику с чайниками кивнул, беги де, запасайся кипяточком, а сам к указанному вагону зашагал.
Как меня встретят? Что говорить товарищам и прочим старшим в отряде буду?
Егор с детьми стоят, не вмешиваются. Дело-то такое…
— О, Воробьев! — преподаватель десмургии меня разглядел.
— Ванька! Ты!
Наши курсанты меня окружили. По плечам хлопают, тормошат.
— Ты откуда?
— Жив, курилка!
— А, мы тебя…
Понятно, что вы меня…
— Кореец где? — что-то не вижу среди курсантов я своего друга. — Спит ещё поди?
У сокурсников моих лица как у санитара стали.
— Нет Петра…
— Не понял? Как нет? Куда бурята дели? — говорю, а сам Корейца всё выглядываю.
— Заразился…
Мля…
Заразился…
Звиздец…
— В прошлом месяце похоронили…
Тут и с меня вся веселость спала.
— Похоронили, —
