провинции, а она лишь его дочь от второй жены.
— Но кто же тогда представил её в таком качестве?
— Это всё Аделаида, — махнул рукой барон. — Это она носится с девочкой, пытаясь пристроить её получше.
— Аделаида?
— Графиня де Сюржер.
— Почётная чтица королевы и подруга леди Евлалии?
— Ну да! Когда-то очень давно я представил ей Веронику с тем, чтоб она помогла ей получить достойное воспитание, а она взяла её под опеку и заботилась о ней, как о родной дочери. Потом, естественно, она взяла под своё крыло и Маргариту. Я был не в восторге от того, что девочку как раз сейчас привезли из имения отца, но разве Аделаида кого послушает? Она вознамерилась во что бы то ни стало продвинуть её при дворе чем выше, тем лучше! Я думаю, что, если б де Лапорт явился не ко мне, а к ней, она бы выложила деньги по его требованию! А я не стал. Аделаида очень на меня сердилась, но я сказал ей, что, если король прислушается к этим наветам, значит, не полюбил нашу девочку, и всё равно счастье с ним она бы не увидела. Быть может, будет лучше, если теперь на неё обратит внимание кто-то другой, кто не подвержен подобным предрассудкам.
Он обернулся к двери, и, проследив за его взглядом, Марк снова увидел Маргариту де Ривер, и в этот миг в сумраке вечерней комнаты она показалась ему ещё красивей, чем на королевском пиру. Смущённо улыбнувшись, она подошла, и Марк отметил её природную грацию, которую подчёркивало простое платье из синего сукна с узким корсажем. Приблизившись, она присела в поклоне, и при этом он обратил внимание, как блеснула на её шее небольшая рубиновая подвеска в виде башмачка, висевшая на тонкой бархотке.
— Простите, ваше сиятельство, — проговорила она приятным грудным голосом. — Я не хотела прерывать вашу беседу, но дедушке пора принимать лекарство.
— Ах, я и забыл… — пробормотал старик, а потом ласково взглянул на неё. — Я сейчас иду, девочка.
— Не смею более занимать ваше время, — поднялся Марк, но Маргарита неожиданно сделала к нему шаг.
— Простите, ваше сиятельство, — проговорила она с некоторым волнением. — Я хотела спросить у вас, что с моим братом? Мне сказали, что его арестовали и отвезли в Серую башню! Я очень беспокоюсь о нём.
— Кавалер де Ривер — ваш брат? — удивился Марк.
— У нас разные матери, но мы — дети одного отца. Мишель всегда был для меня заботливым братом, и я очень привязана к нему.
— Но выходит, ваш брат был другом Оноре де Лапорта, несмотря на то, что тот распускал о вас такие неприятные слухи?
— Я бы не назвала их друзьями, — смутилась она. — Видите ли, это я — внучка смотрителя королевской обуви барона де Мерлена и воспитанница графини де Сюржер, а мой брат всего лишь сын провинциального барона. Он не имеет покровителей при дворе и ему трудно сделать карьеру. Потому он вынужден быть милым со всеми. Он не строит иллюзий относительно душевных качеств де Лапорта, однако, предпочитает поддерживать с ним дружеские отношения. Мишель сказал, что попытается уговорить его прекратить распространять эти сплетни. И при этом он опасался, что если поссорится с этим неприятным человеком, то только сделает хуже мне, поскольку тот станет ещё больше злословить о нас в отместку за пренебрежение.
Удовлетворившись её ответом, Марк откланялся и отправился во дворец, где в это время мог найти смотрителя королевской опочивальни.
Граф де Альбон, занимавший эту важную, по его мнению, должность, был вовсе не так скромен, как старик де Мерлен. Он происходил из древнего рода и унаследовал свой пост при особе короля от своего отца, как тот унаследовал от деда. Он так гордился своей должностью, словно занимался не делами спальни, а ведал самим сном государя и отвечал за его сновидения. Он создал при дворе свою группировку, включавшую придворных, которые так или иначе отвечали за развлечения его величества, и ревностно следил, чтоб в эту сферу не вторгались люди со стороны.
Марк знал его довольно давно, и когда-то, в бытность свою королевским пажом, не раз подстраивал злые шутки, чтоб досадить этому высокомерному господину. Он называл его главнокомандующим подушек и дерзил по любому поводу. Граф де Альбон сперва пытался поставить на место зарвавшегося мальчишку, оттеснить его от короля и даже устраивал какие-то интриги, дабы отвратить сердце государя от столь непредсказуемого и несговорчивого конкурента. Однако со временем Марк поумнел и признал, что граф сведущ в своём деле и занимается им со всем рвением. В конце концов, у них оказалась общая цель: забота о благополучии Армана, его удобстве и крепком сне. Потому барон де Сегюр, как оруженосец, а потом и приближённый рыцарь короля, начал относиться к смотрителю спальни с надлежащим уважением и не раз обсуждал с ним такие тонкости, как качество ткани для простыней, рецепты благовоний для алькова и состав успокаивающих отваров, которые он лично приносил своему повелителю в красивой фарфоровой чаше, оплетённой лепными гирляндами лилий и роз.
В этот час, когда время уже начало клониться к вечеру и за окнами дворца постепенно сгущалась яркая синева ранних сумерек, он нашёл графа Альбона в королевской опочивальне, где тот командовал слугами, менявшими на постели бельё. Рядом стояли две молодые служанки, державшие подносы, на которых поблескивали филигранными пробками причудливые флаконы из разноцветного стекла. Окна были распахнуты и в них из маленького садика проникал свежий аромат роз.
— Хорошо, что вы пришли! — воскликнул граф, увидев на пороге Марка. — Я хочу с вами посоветоваться! Это так ужасно, что мне совсем не у кого спросить совета, потому что я занимаюсь столь тонкими и интимными сферами жизни короля, что есть совсем немного людей, которые так же сведущи в них! Между тем, любая ошибка, которую я могу допустить, приведёт к весьма печальным последствиям. Его величество слишком много работает, его ум находится в постоянном напряжении, а вечером, вместо того, чтоб спокойно отпустить заботы и подготовиться ко сну, прочитав пару забавных или нравоучительных историй, он веселится со своими друзьями, чем ещё больше возбуждает себя. Потом он не может уснуть, прокручивая в голове свои мысли, утром его будят пораньше, ведь он заранее утвердил новое насыщенное делами расписание, и в результате устаёт и становится вялым или раздражительным. Вы не представляете, сколько усилий мне приходится прилагать, чтоб расслабить его загнанный, подобно боевому коню, ум, и помочь ему погрузиться в приятный возрождающий сон. И его потребности совсем не такие, как у