расслабленно выдыхаю, понимая, что не готова сейчас на любого рода тактильные проявления. Пытаюсь уснуть, но слезы мешают. Разве я раньше так много плакала? Даже когда жила в детдоме столько слез не было пролито, сколько за последние недели. Чертов Федулов. Самый страшный кошмар. И теперь уже больше, чем просто враг и клиент. Теперь что-то желанное и манящее невообразимой силой, которое я буду подавлять всеми силами. Я не хочу собирать себя потом по кускам, потому что уже чувствую, как разрушаюсь.
Еще раз перечитываю сообщение, закрываю глаза и засыпаю. Сон получается некрепкий, просыпаюсь почти каждый час, потому что мне снится один и тот же кошмар. То я вижу, как в Павла стреляют, то как мы куда-то бежим с ним. Вижу во сне своего родного отца, пугаюсь еще больше.
Небылица продолжается до самого утра, пока я не слышу звонок будильника.
Глава 17
Наши дни.
Стою перед входом в офис будущего свекра, хотя не уверена сейчас абсолютно ни в чем. Судя по настроению Леши — он готов забыть все и жить дальше, как раньше. Я же не уверена, что готова вычеркнуть из памяти поцелуй с Павлом, потому что изменила. Измена же это не про физическое действие, Алексею я не сказала главного. Я хотела поцеловать Павла, я наслаждалась этим поцелуем, я таяла в его руках, как предательское мороженое под солнечными лучами. А еще этот удар. Он расчертил огромную линию между прошлым и нынешним. В своей голове я, конечно же, нахожу оправдания поступку молодого человека, только вот приходится нарушать свои принципы. В который раз уже. Усмехаюсь сама себе в голове. Настоящая дура. Я никогда не простила бы мужчине удар. Но из-за чувства вины перед Алексеем — нахожу причины, почему должна простить. Только и на мужчину больше смотреть как раньше не получается, разочарования никуда не деть. Уверена, что и младший Бронский найдет повод для укора рано или поздно, обязательно вспомнит мне, что я целовала другого.
Стучу костяшками пальцев по стеклянной двери, слышу голос начальника, но смелости набраться не могу. Он еще раз произносит строгое: «Войдите», и я нерешительно приоткрываю дверь, просовывая голову. Смотрю по сторонам, на рабочий стол, на кресло — куда угодно, лишь бы не в глаза. Веду себя, как трусливая зайчишка, кажется, что в детстве я была куда более смелой.
— Алиса, дорогая, проходи, — мужчина жестом зазывает к себе. Еще несколько секунд мнусь на входе, мне бы его оптимизма сейчас.
— Добрый день! — сажусь напротив Станислава Владимировича, все еще не решаясь посмотреть на него. Тот тут же ловит мой настрой и хмурит брови, складывая руки в замок.
— Что случилось? — скрыть свое нервозное состояние мне не удается, да я и не старалась особо.
— Станислав Владимирович, а зачем вы дали мне дело Федулова? — выпрямляю спину, от чего мышцы неприятно сводит, и все тело натягивается как струна.
— Мы же обсуждали уже этот вопрос.
— Да, только вот Павел сказал, что попросил вас назначить меня, — голос немного надрывается.
Мужчина кладет свою теплую и большую ладонь поверх моей, сжимая ее в знак поддержки.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, — он продолжает греть мою руку. — Но я действительно дал тебе это дело не только потому, что Павел Александрович попросил. Я тебе говорил, что не сомневаюсь в твоих способностях.
Аккуратно вытаскиваю руки и кладу их к себе на колени, комкая юбку.
— Рамки нашего сотрудничества с Павлом Александровичем иногда выходят за рамки адвокатской деятельности, — поворачиваю голову к окну. На соседнем здании сверкает неоновая вывеска круглосуточного магазина, одна буква мигает, сообщая, что в скором времени она погаснет, и нужно менять лампочку. Хватаюсь за эту деталь, как за спасательный жилет, и считаю, сколько раз в минуту она моргнет.
Когда в детдоме я сильно нервничала или на чем-то хотела сосредоточиться, всегда смотрела в одну точку, останавливая взгляд на конкретном предмете. Эта практика часто помогала мне, когда дыхание сбивалось или же накатывались слезы. Последнее время я ее не использовала, но сейчас нервы на пределе, поэтому мигающая красная буква «К» помогает восстановить дыхание и выровнять его.
— Алиса, может, воды? — от мужчины не ускользает мое тревожное состояние.
— Нет, — тихо говорю. — Просто, я хочу, чтобы вы меня убрали из дела Федулова. Я не могу больше его вести, все вышло из-под контроля.
— Я не могу, Алиса. Контракт не позволяет.
Резко поворачиваю голову и смотрю прямо на Станислава Владимировича, он виновато опускает голову вниз.
— Какой контракт?
— Видишь ли, Алиса, когда Федулов попросил, чтобы я поставил на это дело тебя, то мы добавили по его просьбе один пункт, — мужчина достает папку и кладет передо мной, — который гласит о том, что отказаться от его дела ты не можешь, только если он сам этого захочет.
Сердце замирает на секунду, а потом снова стучит. Я пробегаюсь бегло по строчкам, но там все четко написано. Придраться не к чему.
— Я ничего не подписывала!
— Да, но ты являешься моим сотрудником, а там стоит моя подпись, — мужчина встает и нервно вышагивает по кабинету. — Прости меня, дочка.
Его «дочка» звучит неестественно, хочется закричать, затопать ногами. Сделать все, что делают люди, когда не согласны с ситуацией.
— Что он сделал тебе? — заботливо спрашивает.
— Да я ему не нужна как адвокат, он просит меня следить за людьми, втираться к ним в доверие, изображать из себя невесть кого, — жалуюсь, как капризный ребенок, и умалчиваю, что Федулов предлагает быть его любовницей.
— Алисонька, мы не всегда честно работаем. Наша главная задача — защитить клиента. Любым способом.
— А если он справедливо наказан? — уточняю, хотя примерно знаю ответ.
— Мы не судьи. Да и забудь про справедливость, ее не существует, — подтверждает мои догадки.
Встаю с кресла, снова смотрю на мигающую букву и понимаю, что она перестала подавать сигналы жизни. Она погасла. И я тоже погасла.
Прощаюсь с мужчиной, отвечая на его робкие объятия, выхожу из кабинета и плетусь в сторону уборной. Слезливая Алиса тут как тут. Когда-то я буду вспоминать этот период, как самый тяжелый. Надеюсь, когда-то он обязательно закончится.
Вытираю слезы бумажной салфеткой, попутно захватывая шмыгающий нос. Телефон звонкой трелью звенит в сумочке, хочется послать весь мир, скрыться дома под одеялом и ждать, когда проблемы сами по себе рассосутся и исчезнут. Только вот в розовых очках я давно не живу и знаю, что я — единственная кто может их решить.
— Да, — отвечаю на звонок, видя
