– Стены шевелятся, а воздух сладкий.
Тео ласково улыбнулся:
– Тебе нравится?
– Это приятно, но страшно…
– Не бойся. – Он потянул меня на себя.
Я откинула голову ему на грудь, а он обнял меня. Мы продолжали сидеть на полу.
– Посмотри на картины, – попросил он.
Я кивнула и попыталась сосредоточиться на той, что висела перед нами. Это был рассвет. Небо нежно-малиновых оттенков, море кристально-голубое. Солнце, которое нехотя поднимается, освещая все вокруг. Малиновые оттенки плавно переходили в фиолетовые и нежно-розовые. И были такими пышными, словно сахарная вата.
– Волны… – дрожащим голосом пробормотала я. – Тео, море настоящее.
Волны пенились и закручивались в нежном утреннем танце.
– Облака плывут, – продолжила я.
– Красиво, правда?
– Ты тоже это видишь? – наивно спросила я. И вместо ответа он лишь ласково погладил меня по макушке. – Это безумно красиво, – потершись о его гладко выбритую щеку, призналась я.
Картины в этой комнате ожили. Звездное небо сверкало, вода журчала, а волны переливались под солнечными лучами. Песок колыхался под невидимым ветром. Деревья шелестели. А вокруг стены дышали, потолок возвышался надо мной, открывая необъятную вселенную. Тео не видел всего этого. Но он часто спрашивал:
– Красиво, да?
Лишь сейчас я понимаю, почему он сосредотачивал мое внимание на красоте. Я выпила то, к чему морально не была подготовлена. Тео боялся, что у меня будет так называемый бэд трип[19] – состояние, когда галлюцинации не имеют ничего общего с прекрасным и тебя уничтожает темная сторона твоего подсознания. Демоны выходят наружу, терзая и требуя крови и зрелищ. Тео знал об этом не понаслышке и всеми силами старался удержать меня в свете. Мое доверие к нему, ощущение его рук на моем теле, ласковый шепот – все это удержало меня от срыва в пропасть. Он показал мне прекрасное, и, даже спустя время, когда галлюцинации прошли и на их место пришли чувства и эмоции, с которыми я не могла совладать в одиночку, он все еще был там. Неожиданно из моих глаз потекли слезы. Эмоции, которые я так тщательно прятала в себе, болезненно вырывались наружу.
– Она всегда была сложной, – сквозь слезы начала я. – Когда мне было четыре, мама подарила мне ее старую куклу. Знаешь, такие вязаные игрушки. Моя мама сама их вязала. Клэр увидела у меня в руках куклу и начала вырывать ее. Я упала и разбила коленку. Папа отругал ее и сказал, что нельзя жадничать. Она на него обиделась, громко хлопнула дверью и разрыдалась так, словно я забрала у нее нечто такое важное… – Я посмотрела ему в глаза. – Ей было тринадцать лет, она уже давно не играла в куклы, и та, которую мама мне дала, валялась несколько лет. Но как только кукла попала мне в руки, она сразу же ей понадобилась. Мне стало жалко ее, ведь ее плач разносился по всей квартире. Я пошла к ней в комнату. Она лежала на постели и, уткнувшись в подушку, выла. Я хотела вернуть ей куклу и сказала: «Вот, Клэр, возьми!» Положила около нее на постель. Она подскочила с кровати и швырнула ее мне в лицо, закричала: «Убирайся, убирайся, ненавижу тебя! Не нужна мне кукла!» – Я размазывала слезы по щекам. – Тео, что я сделала не так? Почему она меня ненавидит?
Я еле дышала, рыдания были столь сильными, что я не знала, как успокоиться.
– Чем я заслужила это? Что я сделала? – вновь и вновь сквозь слезы повторяла я.
Он крепко обнял меня, теплая рука нежно стерла слезы.
– Ты ни в чем не виновата, Ниса, поверь мне.
Мне очень сильно хотелось поверить ему. Но страх и отчаяние вперемешку с чувством вины были намного сильнее меня.
– Если бы я хорошо себя вела, не доводила ее, она бы любила меня. Мне так хочется, чтобы она любила меня.
Все то, что я хранила в себе, в один вечер вылезло из меня мучительным, неконтролируемым порывом. Это было похоже на нарыв, который вскрыли, весь гной вперемешку с кровью и болью вырывался наружу.
– Она любит тебя. Тебя все очень любят, – прошептал он, словно я была маленькой девочкой.
Я выплакала у него на груди все слезы, я оставила у него на груди следы своей боли. Постепенно сознание стало четче. Все вокруг встало на свои места и остановилось. Эмоции поддавались контролю, а чувства не были столь острыми и живыми. Это было настолько плавное возвращение, что я не сразу поняла, как все закончилось.
– Кажется, все… – прошептала я и заглянула ему в лицо.
Тео мне грустно улыбнулся и нежным движением погладил по лицу. Затем его взгляд стал тревожным и пристальным.
– Пообещай мне, что больше никогда не попробуешь, – тихо потребовал он.
Я подумала о красоте, которую увидела. О вселенной на расстоянии вытянутой руки. А затем обо всей душевной боли, которую испытала. О страхе, тревоге и об остром чувстве одиночества. Но вместе с тем пришло некое освобождение… Некое осмысление. Мне понравилась эта легкость. Словно я увидела проблеск в своей жизни. Я увидела Тео и его доброту, которая окружила меня. Видимо, он с легкостью прочитал все эмоции у меня на лице, потому что потребовал более строго:
– Пообещай, Ниса.
Он знал то, чего не знала я. Он знал о темной стороне, на которую не пускал меня. Он пытался уберечь меня. Но я этого не понимала. Я пойму это позже. А тогда наивно спросила:
– Почему?
В его глазах вспыхнула злость.
– На что ты злишься, Тео?
– На себя, – признался он. – Просто пообещай, что больше не притронешься и не попробуешь.
Его голос был пропитан тревогой. Взгляд проникал в самую душу. В глубине голубых глаз сверкали страх и терзания. Для него было важно услышать мое обещание, и я, находясь в кольце его рук, сказала:
– Обещаю. Больше никогда.
Он вздохнул с облегчением и оставил едва уловимый поцелуй у меня на лбу.
– Но я хочу знать почему, – прошептала я.
Тео покачал головой:
– Ты не хочешь этого знать. Вставай, я отвезу тебя домой. Твои родители тебя ищут.
– Откуда ты знаешь? Ты говорил с ними? Сказал, что я с тобой? – с испугом спросила я.
– Нет, я ничего никому не сказал. Твой телефон не прекращал звонить последние пять часов.
Я быстро подскочила с пола. От резкого скачка в глазах потемнело, но Тео удержал меня на месте.
– Прошло пять часов?! Мне надо позвонить папе и наврать ему что-нибудь… Я не могу сказать ему, что приходила к тебе. Он не поймет.
Тео коротко кивнул. Затем заглянул мне в глаза и тихо спросил:
