Это всего лишь временная блажь человека, далёкого от искусства, но желающего потешить своё самолюбие. Пойти в винную область? Но так ли уж она сама меня увлекает, или мне интересны люди, которые в неё меня посвятили? Продолжить свои путешествия в мир чужих снов? Ну, по большому счёту здесь я ничего не решаю, значит и выбора особого нет. Платно или бесплатно – попадать в сны других людей я обречена до конца своей глупой жизни…
Я уже дошла до кабинета Ирины Чижовой, главного нашего специалиста по женским болезням, как краем глаза заметила знакомый облик своей подруги, стоящей в противоположном конце длинного коридора у окна. Лида меня не видела, её взгляд был устремлён на улицу, а точнее в наш внутренний дворик. Кого-то увидела там, наверное. Или просто задумалась. Хотя просто задумываться на работе Лидка не умеет, все её мысли чётко ходят только по одной траектории – пациенты, карты, болезни, персонал. Значит, кого-то высматривает в окне. Я убыстрила шаг. Лидка не оборачивалась, никак не реагируя на цокот моих каблуков. Вот это засмотрелась!
– Чего стоим, чего ждём? – радостно спросила я, хлопая подругу по плечу.
Лида вздрогнула и обернулась. Лицо её было красным, а глаза слезились. Боже мой, заболела!
– Ты что, Лидуш, простыла? Температура есть? – заволновалась я. Лидия редко позволяла себе болеть, уж такой организм крепкий, да и железный характер помогал.
– Нет, – она шмыгнула носом, и тут до меня дошло.
– Лидка, ты плачешь?!
Я никогда не видела её плачущей. Ни-ког-да! Даже в те моменты, когда жизнь, казалось, трещит по швам, наша Лида поднимала плечи, вздёргивала кверху свой носик и заявляла: «Русские не сдаются!»
– Не обращай внимания, – она высморкалась в салфетку, которая уже насквозь была пропитана влагой. Значит, она давно тут стоит и ревёт?
– Что случилось, Лидуш? Дома что-то? С мамой?
– Нет-нет, – улыбнулась она сквозь слёзы. – Слава богу, с мамой всё хорошо!
– А с кем плохо? С Юрой? Он тебе что-то сказал, да? Обидное?
– Нет, Сонечка, нет!
– Значит, с тобой?
И тут она уткнулась мне в плечо и затряслась от рыданий. У меня упало сердце.
– Лидуш, тебе Чижова что-то сказала, да? Ты ведь у неё была? Она злая на язык, ей человека обидеть – что стакан воды выпить. – Я заглушала в себе то предчувствие, которое уже затапливало меня с ног до головы. Но – а вдруг всё не так, как я почувствовала, пожалуйста, пусть всё будет не так! – Что она тебе сказала, Лид? Что?!
– Всё плохо, Соня. Всё очень плохо… – Лидка подняла на меня глаза, бездонные, страшные. – Но ты не думай, я не за себя боюсь, не себя мне жаль. Маму жалко, она же без меня пропадёт!
– Лида… – прошептала я. – Господи, Лида…
Мы сидели в её кабинете, Лида держала в руках уже остывшую чашку с чаем, а я пить не могла.
– Всё давно началось, года полтора назад или чуть больше. Сначала цикл месячный скакать стал, то промежутки большие были, то хлестало не остановить. Я заволновалась было, хотела даже на осмотр бежать, но закрутилась – меня ж тогда как раз заведующей назначили, – ну а потом всё как-то само прошло. Я и успокоилась, на переутомление списала. А недавно опять началось, только ещё боль появилась внизу. В общем, выкроила я время, сбегала к Чижовой, сдала мазок и ещё кое-какие анализы, а сегодня пришла за результатами, Ирина Романовна меня и огрела… обухом по голове. Орала так, что на всю больницу слышно было. Мол, почему я так долго тянула, мол, какой я, врач, пример подаю свои пациентам, ну и ещё всякого разного, сама знаешь, как она умеет.
– Знаю.
– А потом… потом она заплакала, Сонь.
– О господи… – я сжала кулаки, изо всех сил сдерживая слёзы.
– Ну это ничего, Сонь, это первая реакция, потом я свыкнусь с мыслью. У меня всегда так. Нужно просто потерпеть, зубы стиснуть, а потом я приму эту реальность как единственно возможную и стану дальше жить. Вот только не знаю, сколько.
– Что значит – не знаешь? – возмутилась я. – Ещё очень много лет! Это я тебе как доктор говорю! Вот сделаешь операцию…
– Ирина Романовна сказала, что у нас тут за такую операцию никто не возьмётся, слишком поздно я спохватилась. Надо в Москву ехать или даже за границу, а у меня всё равно таких денег нет, сама знаешь, ипотека всё съедает… И даже если займу у кого-нибудь – если что-то пойдёт не так, кто отдавать будет?!
– Во-первых, всё пойдёт так, как надо, в этом я точно уверена! А во-вторых, у тебя есть друзья, а у друзей есть деньги! У меня в загашнике имеется кругленькая сумма, а если её не хватит, то Юрку подключим! Так что не дрейфь, подруга, прорвёмся! Русские не сдаются!
– У тебя я денег не возьму! Ты у нас теперь почти безработная… А Юра… Юра сам сейчас в долгах, он ведь дом купил на днях. Старинный особняк в центре Арбузова. Кучу денег отвалил, пришлось не только заработанное в иноземных краях вложить, но и в кредит влезть. Ты же помнишь, как он мечтал о своём доме…
Слёзы опять полились из её глаз. Я стиснула зубы. На всё пойду, лишь бы больше не видеть, как дорогой для меня человек плачет!
– Значит, так! Деньги – это ерунда на постном масле и вообще не твоя забота! Я найду столько, сколько нужно и даже больше! Чтобы и на операцию хватило, и, если понадобится, на терапию, и на дальнейшую реабилитацию. Самое главное, чтобы ты духом не падала! Болезнь не уживается с сильными и упрямыми людьми, ты сама это лучше меня знаешь! Даже такая болезнь!
– Чижова сказала, что шансов очень мало. Примерно девяносто пять к пяти.
– Но ведь пять процентов у нас есть! – твёрдо сказала я. – Значит, будем бороться! Слышишь, Лидуш? Мы с Юркой тебя не бросим, до самого твоего выздоровления пройдём путь вместе!
– Ох, Сонечка! – Лидка уткнулась мне в грудь и залилась слезами.
Глава 19
За несколько следующих дней нам пришлось совершить множество звонков и переговорить с огромным количеством людей не только в Москве, но и в Тель-Авиве, а также в Берлине, где в одной из ведущих клиник работал Юркин товарищ и где последний год трудился сам Юра, только в другой больнице. Лиду могли принять везде, но даже связи не решали проблему с деньгами. А денег требовалось
