приключился инфаркт. Он потерял контроль над машиной, влетел в припаркованную «Хонду» и, конечно, был, как всегда, не пристегнут. Его довезли до больницы, но через несколько часов он скончался. Когда Рирден узнал о его смерти, то долго не мог отойти от потрясения, просто отказывался поверить в это. Ковач мертв? Несмотря на возраст, он всегда был очень энергичным человеком. Такого никакая хворь не одолеет. Да он и не болел в жизни ни одного дня. В Корпусе морской пехоты Ковач всегда одним из первых вызывался добровольцем. Настоящий герой. И вот такой дерьмовый конец. Но что есть, то есть, остается только принять то, что никому не дано знать промысел Божий.
Мысли Рирдена переключились на Маклина, третьего в их связке.
Три мушкетера.
Кто первый начал их так называть? Это был Маклин? Рирден сейчас уже и не помнил. Он лишь знал, что тогда находил это сравнение справедливым.
Все за одного!
Девиз мушкетеров всегда напоминал ему о девизе страны, которую он так любил:
E pluribus unum. Из многих — один.
Отношения в их связке действительно напоминали дружбу легендарных героев Дюма. Теперь Рирдену казалось, что он точно вспомнил — несомненно, именно Маклин первый начал сравнивать их с мушкетерами. Издалека до него донеслись звуки оружейного салюта. Похороны здесь никогда не прекращались. В конце концов, каждому настанет свой черед. Как давно Маклин покинул этот мир? Кажется, лет пятнадцать? Рирден мысленно пересчитал прошедшие года — получилось двадцать два.
Маклин повесился в подвале. Рирден понимал причину, которая толкнула его на этот шаг, но одобрить его не мог. Скоро и он тоже будет лежать в могиле. Впрочем, не здесь. У него более чем достаточно прав, чтобы быть похороненным в этом месте, среди воинов и патриотов — ветеран морской пехоты, с честью вышел в отставку, за семь боевых ранений награжден Пурпурным сердцем, двумя серебряными дубовыми листьями.[48] Он заслуживал того, чтобы упокоиться здесь, но оставалась одна чертовски веская причина отказаться от чести пролежать здесь до Судного дня.
XXXIII
За пять минут до условленного времени Кавелли и Пия вошли в фойе отеля «Колумб». Простой фасад здания не давал повода предположить, что это — один из самых легендарных отелей Рима. Бывший кардинальский дворец XV века пользовался огромной популярностью у многих церковных и даже внецерковных сановников не только из-за своей близости к Ватикану, но и из-за простого, но элегантного интерьера. Кавелли нередко обедал здесь, если ему нужно было провести какие-нибудь деловые переговоры. Столовая с ее великолепными фресками на потолке и стенах являлась настоящим произведением архитектурного искусства, что порой даже затмевало изысканную еду. Кавелли всегда знал, что это место принадлежит рыцарям Гроба Господнего Иерусалимского, но никогда не замечал каких-либо видимых признаков этого: ни таблички с соответствующей надписью, ни каких-либо отсылок к христианской символике нигде не наблюдалось.
Пия незаметно ткнула его локтем в ребра.
— И где же ваши рыцари? — прошептала она, почти не шевеля губами. — Разве они не должны носить белые одежды с нашитым на них крестом? Похоже, все они отправились в поход в дальние страны, по крайней мере в этом отеле я не вижу ни одного.
В фойе вошел хорошо одетый господин и поприветствовал другого господина, который, видимо, его ожидал и теперь с некоторым трудом пытался подняться из кресла.
— Pax.
— In Aeternum.[49]
Они пожали друг другу руки и принялись тихо о чем-то беседовать.
— Рыцари? — заговорщически прошептала девушка.
Кавелли с сомнением покачал головой.
— Больше похожи на членов Opus Dei,[50] — улыбнулся он и вежливо обратился к даме за стойкой регистрации: — Простите, у нас назначена встреча с кардиналом Маригондой.
Дама дружелюбно посмотрела на него поверх очков и молча указала рукой сначала влево, в сторону входной двери, затем вправо и снова дважды влево.
— Вход снаружи, первая дверь.
Кавелли и Пия вышли из отеля, повернули направо, пересекли подъездную дорогу и свернули налево и сразу еще раз налево на Виа деи Кавальери дель Санто Сеполькро. В отличие от отеля, улицу назвали в честь рыцарей, и хоть Кавелли уже проходил по ней тысячи раз, но никогда об этом не задумывался. «Ты видишь только то, что знаешь», — пронеслось у него в голове. Перед ними предстала черная двустворчатая дверь, а над ней — герб рыцарского ордена: большой красный крест и четыре маленьких красных крестика. Над почтовым ящиком находилась небольшая латунная табличка с надписью: Ordine Equestre del Santo Sepolcro di Gerusalemme. Кавелли перевел: «Рыцари ордена Гроба Господнего Иерусалимского».
Пия нетерпеливо кивнула в ответ, она буквально сгорала от любопытства. Он нажал на кнопку удивительно невзрачного дверного звонка с надписью «OESSG».
Через несколько секунд дверь открылась, и перед ними предстал маленький тощий мужчина с растрепанными волосами, одетый в черный костюм. Хотя Кавелли стоял прямо перед ним, казалось, что он превратился в невидимку: ему не уделили никакого внимания.
— Синьорина Рэндалл?
— Да.
Тощий человек вежливо поклонился, в то время как на его лице явно обозначилось недовольство. Нос Кавелли уловил резкий аромат бриолина. Он любил этот запах, который всегда напоминал ему об отце. Сейчас мало кто пользовался таким средством для укладки волос.
— Меня зовут Альдо Каваллуччио, я — личный секретарь кардинала Маригонды. Пожалуйста, следуйте за мной.
Прежде чем они успели что-либо ответить, мужчина повернулся и короткими быстрыми шагами засеменил к лифту. Он вставил в замок маленький ключик, повернул его, и дверь лифта мгновенно распахнулась. Секретарь пропустил посетителей вперед и вслед за ними вошел в маленькую кабину. Там он вставил ключ в замок на панели, нажал на верхнюю кнопку, и лифт плавно тронулся с места.
Каваллуччио опустил было взгляд, но в следующее мгновение резко поднял лицо к потолку. Кавелли внутренне усмехнулся: все ясно, секретарь кардинала случайно увидел ноги девушки и в тот же момент запретил себе смотреть вниз. Расфокусировка зрения — постоянная практика для мужчин, полностью посвятивших себя Богу.
Лифт резко остановился, двери открылись. Они оказались в вытянутой прихожей под сводчатой стеклянной крышей. На мраморном полу лежала роскошная ковровая дорожка, а возле большого окна, занимавшего почти всю стену, стояли два старомодных дивана. Каваллуччио вежливо указал на них:
— Пожалуйста, присядьте на минутку, я сообщу его высокопреосвященству, что вы прибыли.
Пока гости располагались, секретарь направился к большой двустворчатой двери из красного дерева, находившейся напротив лифта. Не постучав, он проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.
Кавелли посмотрел в окно. Внизу красовался идиллический пальмовый сад, окруженный каменными
