же уволят. Речь даже не идет о каких-то особенных тайнах, которые следует оберегать. Секретным считается любой факт, каким бы незначительным он ни был.
Пия весело покачала головой.
— Смешно. В каком веке они живут? В наше время общественность имеет право на информацию. Даже самые влиятельные политики придерживаются этого принципа.
— В отличие от священнослужителей, они могут лгать, — возразил ей Кавелли.
— Неужели вы хотите сказать, что здесь все всегда говорят правду?
— Пия, в мирской жизни не лгать — всего лишь хорошая идея, а для священника это — заповедь от Бога. Да, я думаю, что в основном здесь все придерживаются этого правила. Уже поэтому будет безумно трудно найти среди рыцарей Гроба Господнего человека, который согласится поговорить с нами. Я там никого не знаю. Сначала мне придется найти того, кто знаком с кем-то из членов ордена, и он должен будет порекомендовать нас. В основном так это и происходит в Италии. Все держится на дружеских связях и рекомендациях.
Он отпустил руку Пии, и они продолжили путь. Рядом с ними пробежала внезапно появившаяся откуда-то маленькая серая кошка. Девушка залюбовалась ею.
— Вы такой пессимист, Дон! Только что по телефону я договорилась о встрече. Безо всяких поручителей я лично разговаривала с Верховным Рыцарем, или как это там у них называется. Нас ожидают без пятнадцати три.
У Кавелли отвисла челюсть.
— Невероятно. Как вам это удалось, Пия?
Девушка пожала плечами.
— Просто позвонила, а меня соединили. Мой собеседник отнесся ко мне очень доброжелательно. Возможно, конечно, это все же немного связано с тем, что мой дядя был весьма значимым кардиналом курии?
— Проклятое кумовство! — притворно вознегодовал он.
— Только не завидуйте, Дон, — рассмеялась Пия.
Они добрались до его дома и поднялись по лестнице.
— Вы подходите для Рима лучше, чем я думал. Знаете, что получать различные преимущества через дядюшек-кардиналов — это давняя традиция? У многих кардиналов, а также у некоторых пап имелись внебрачные дети, что, конечно, было совершенно незаконным. Поэтому сыновей более или менее официально выдавали за племянников, а затем обеспечивали их высокими должностями в Ватикане. Для этого явления есть даже специальный термин — непотизм.
Девушка театрально зевнула.
— Все-то вы знаете.
Они добрались до квартиры Фонтана. Кавелли открыл дверь.
— Куда положить чемодан?
— Пока на диван, пожалуйста.
Он опустил чемодан на диван. Пия удовлетворенно кивнула.
— Спасибо, Дон, сначала я распакую вещи, а потом поднимусь к вам, и мы придумаем, что говорить на приеме у этого рыцаря. Думаю, вам стоит повязать галстук. Для нас важно произвести серьезное впечатление.
— Не волнуйтесь, я знаю, как разговаривать с такими людьми. Правда, когда я с вами, я уже ни в чем не уверен.
Девушка раскрыла чемодан.
— С каким-то дурацким рыцарем я точно справлюсь.
Кавелли обреченно вздохнул.
— Именно этого я и опасаюсь.
Он закрыл за собой дверь прежде, чем гостья успела что-либо ответить.
XXXI
Примерно в половине третьего Пия и Кавелли подошли к дому номер тридцать три по Виа делла Кончилиационе, который располагался недалеко от Ватикана. Кавелли слишком поздно догадался, что это за место, и едва ли не остолбенел, когда понял, куда они пришли.
Конечно, Пия сообщила ему адрес, но он не придал ему никакого значения. Палаццо делла Ровере — так называлось это древнее здание, каких в Риме насчитывались тысячи, и то, что им владели рыцари Гроба Господнего Иерусалимского, ни для кого не было секретом. Но как он мог забыть, что это здание гораздо более известно под другим названием! Кавелли чувствовал себя как полный придурок.
В записке говорилось о «Рыцарях книги», но речь шла вовсе не о Библии! Фонтана имел в виду именно ту книгу, которая все это время была у них перед глазами. Ее название совпадало с названием легендарного отеля, перед которым они сейчас стояли: «Колумб».
XXXII
На первый взгляд могло даже показаться, что находишься в Риме, по крайней мере, если смотреть из определенной точки. Площадь окружала колоннада, подобно колоннаде Бернини вокруг площади Святого Петра. Правда, эта площадь была значительно меньше, но это ничуть не уменьшало воздействия, которое она оказывала на посетителей, сразу проникавшихся ее грандиозным и торжественным предназначением. Приближаясь к этим величественным просторам, Дуг Рирден привык начинать свой путь с амфитеатра. Здесь для него наступало время безмолвной молитвы, и он творил ее каждый раз, прежде чем перейти собственно к цели своего визита. И всегда, когда он здесь бывал, а в последние годы это случалось довольно часто, он обещал себе, что при следующей возможности непременно отправится в Рим и там обязательно посетит папскую аудиенцию.
Но повседневные заботы поглощали все свободное время, пока вдруг не стало слишком поздно. А теперь, когда он стоит действительно у последней черты? Или все-таки еще не все потеряно? Кто помешает ему сегодня заказать билет первого класса в Рим? И он в который раз поймал себя на мысли, что теперь-то уж точно осуществит свою мечту. На этот раз никаких оправданий!
Он встал, вышел из амфитеатра и зашагал по тропинке к кладбищу. Это выглядело довольно абсурдно, но всякий раз, когда Рирден оказывался на Арлингтонском национальном кладбище, он по непонятной причине начинал ощущать себя молодым. Те, кто нашел здесь вечный покой, мужчины и женщины, защищавшие свою страну, были настоящими патриотами. Они посвятили Америке свою жизнь, и многие, слишком многие, потеряли ее в бою. Каким-то странным образом Рирден чувствовал, что здесь он среди друзей. Он свернул налево, на другую дорожку. Навстречу ему попался сержант морской пехоты. Судя по горьким складкам вокруг рта, он, похоже, навещал могилу павшего товарища. Несмотря на штатскую одежду, Рирден машинально поздоровался по-военному — вытянул вперед правую руку, а затем коснулся указательным пальцем внешнего края правой брови. Как-то он подсчитал, что за время военной службы ему довелось проделать это более восемнадцати тысяч раз. Это приветствие уже стало частью его, проникло в плоть и кровь.
Рирден свернул еще раз и прошел по прямой небольшой отрезок пути. Со времени своего основания в 1864 году, кладбище стало последним приютом для более чем четверти миллиона человек. Многие из посетителей, попадавших сюда впервые, так и норовили безнадежно заблудиться, но Рирден бывал здесь часто и ориентировался очень хорошо. Он свернул в последний раз и остановился перед простым белым надгробием, которое отличалось от окружавших его могильных плит лишь надписью.
Ковач.
Он умер прошлой зимой. Совершенно неожиданно. Просто играл в боулинг, а потом по дороге домой с ним вдруг
