их ограбили?
— Нет, по-моему. Никто не хватался за голову, не бегал, не звонил в полицию. Дверь не взломана, должно быть, у грабителя был ключ. Или отмычка. Женщина ушла в кухню, мужчина упал на диван перед ящиком. По-моему, они после ссоры не разговаривают. Она в одиночестве пила чай, а он уснул. Она постояла на пороге гостиной и ушла в спальню, не стала его будить. Свет в гостиной горел почти до утра. И ящик работал.
— Может, сообщить им?
— Не знаю, Леша. Посмотрим, что будет дальше. Я не уверен, что их ограбили. У меня создалось впечатление, что грабитель целенаправленно искал некую вещь. Аккуратно всюду заглядывал, но ящики не выворачивал и одежду из шкафов не выбрасывал.
— Нашел?
— Не знаю. Если и нашел, то следов не оставил, и заметят пропажу не скоро.
— Деньги?
— Вполне.
— Тогда заметят. А может, у них сейф.
— Не похоже.
— Почему?
— Сейф просто так не вскроешь. А этот пришел, зная, что ему нужно, и предполагая, где оно находится.
И действовал, не оставляя следов.
— И что бы это значило?
— Думаю, собирается пошарить еще раз. Доиграть игру. У него был разочарованный вид, когда он уходил.
— Разочарованный вид? — фыркнул Добродеев. — Там же было темно!
— Темно. Но я нутром почувствовал, что он разочарован.
— Это ты мне как волхв?
— Ну.
Автор забыл упомянуть, что Монах совершенно серьезно считает себя волхвом. Добродеев сначала не верил и подсмеивался, а теперь уже не знает, что и думать. Было что-то в идеях Монаха, что никогда не пришло бы в голову нормальному человеку, ракурс, что ли, угол зрения… Ясновидение? Проведение? Черт его знает, думал Добродеев, исподтишка рассматривая Монаха, может, правда волхв.
— Чего-то кушать охота, — сказал Монах, отчитавшись. — Как там Митрич?
— Как всегда. Озабочен. Передает привет. Сейчас я быстренько накрою… Хочешь здесь?
— Хочу в кухне. Хоть какая-то движуха. Надоело до чертиков, все бока отлежал… и вообще. — Он похлопал себя по изрядному животу.
— Помочь?
— Отнесешь на руках?
— Запросто!
…Они сидели за столом, уписывали за обе щеки «фирмовые» Митрича и запивали их пивом.
— Может, все-таки сказать им? — спросил Добродеев. — Как-то не по-людски, их грабят, а мы молчим. Монах задумчиво покивал.
— Давай, Леша, посмотрим, что сегодня. Если этот тип снова придет, поднимем тревогу.
— А если не придет?
— Ты имеешь в виду, если он нашел то, за чем приходил, и больше не придет? Тогда толку дергаться! Мне, знаешь, тоже как-то не в радость признаваться, что сижу тут с трубой, типа подглядываю. Хочешь, оставайся. Проверим вместе. Голову даю на отсечение, он ничего вчера не нашел.
— Ты уверен, что хозяев не будет дома?
— Уверен. Она приходит около девяти, он позже. Похоже, их тошнит от супружеской жизни. Он падает на диван, она пьет чай в кухне, потом уходит в спальню. Из чего я заключаю, что она возвращается с работы, причем голодная, а он из заведения, где перекусил и принял. Спят они, похоже, раздельно. Знаешь, Лео, народ даже не подозревает, что весь как на виду, и любой — любой! — желающий без усилий пролезет внутрь его жизни. Причем совершенно не бросаясь в глаза.
Добродеев задумался, уставившись в пространство…
…Они сидели в темной комнате в ожидании грабителя. Монах рассматривал окна дома напротив, и Добродеев поминутно спрашивал:
— Ну что? Пришел?
— Нет пока, — отвечал Монах. — Рано. Она опять раздевается!
— Дай посмотреть!
Монах отодвинулся, и Добродеев приник к окуляру.
— Хороша! Необязательно стриптизерша, может, танцовщица. Смотри, какая пластика! Сумасшедшая!
Монах заглянул в трубу. Потом Добродеев. Потом снова Монах. Они напоминали школьников, рассматривающих порножурнал.
— Леша, он здесь! — вдруг страшным голосом произнес Монах. — Видишь фонарик?
— Вижу! Что будем делать?
— Наблюдать. Засеки время!
По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться.
Гипотеза Марка Твена
Они наблюдали за передвижениями неизвестного в квартире дома напротив. Луч фонарика указывал, что он находится в спальне, где копается в тумбочке. Фонарик грабитель, видимо, держал во рту.
— Ты прав, еще не нашел, — прошептал Добродеев. — Ищет. А откуда он знает, что никто не придет?
— А как бы ты узнал на его месте? Представь себе, что тебе нужно…
— Понял! — перебил возбужденный журналист. — Последил бы за ними несколько дней. Ты говорил, они все время возвращаются примерно к десяти.
— Верно. Но есть еще одна возможность…
— Какая?
— А подумать?
— Ну, не знаю… Смотри! Свет! Она вернулась! — вдруг ахнул Добродеев. — Раньше времени! Я говорил, надо предупредить!
Они наблюдали, как в квартире зажегся свет и женщина вошла в гостиную. Села на диван, задумалась. Поднесла к глазам руку с часами.
— Звони ей! — почти закричал Добродеев.
— Откуда у меня номер? Звони майору!
Они увидели, что женщина вдруг повернула голову и застыла. Казалось, она прислушивается. Потом поднялась и вышла в коридор. Она стояла там, и они словно чувствовали ее растерянность. Добродеев, прижав телефон к уху, приговаривал: да возьми же, черт подери! Возьми!
Майор Мельник был опером, с которым обоих связывали самые тесные… хотелось бы сказать, добрые, но язык не повернется, отношения. Между ними даже имело место некое негласное соперничество, в чем майор не признался бы даже под страхом смертной казни, равно как и в том, что время от времени прибегает к их помощи. Прибегать-то прибегает, но никогда не признает вклада… «вставленного фитиля», как выражался Монах, и всячески подчеркивает, что идеи у них завиральные, оперативного опыта ноль, а тот факт, что они заметили нечто, упущенное следствием, суть не что иное, как досадная случайность. Случайность! И вообще, не путайтесь под ногами, господа журналисты и путешественники, здоровее будете. Так-то оно так, но заходя в тупик, майор в беседе с Добродеевым совершенно случайно, разумеется, позволяет себе некие оперативные вбросы, которые Монах потом разжевывает с помощью серых клеточек.
— Майор! — закричал Добродеев, услышав бас майора. — Он может ее убить! Скорее!
— Леша, ты? Кто убьет и кого?
— Грабитель! Мы с Монахом выследили грабителя! Он в квартире напротив, и вернулась хозяйка! Скорее! Мы у Монаха, адрес ты знаешь!
— Сейчас буду. Не лезьте никуда. Сидите тихо.
— Он сейчас приедет, — сказал Добродеев. — Где она?
— Не вижу никого. Она вышла из гостиной, постояла в коридоре… Никого нет. По-моему, пошла в спальню, возможно, подумала, что муж там…
— Где же она сейчас? А он?
Они напряженно вглядывались в окна квартиры напротив. В гостиной горел свет, окна спальни были темными.
Луч фонарика исчез. Вдруг они увидели мелькнувшую в коридоре тень.
— Ушел! — вскрикнул Добродеев. — Христофорыч, он ушел!
Оба вздрогнули, когда в
