рвало мне нервы, кромсало сердце.
Я устраивал Акбале сцены ревности. Доведенный до белого каленья — кричал:
— Пей энергию из меня, из меня!..
Акбала оставалась поразительно спокойной. Мои истерики разбивались о ее хладнокровие, как волна о скалу.
Акбала отвечала мне ровным голосом:
— Пойми. Если я буду выкачивать из тебя столько сексуальной энергии, сколько мне нужно — ты не выдержишь. Высохнешь, как вобла. Заболеешь — и может быть даже умрешь. А я тебя слишком люблю.
Эти аргументы были мне, как об слона горох.
Когда я окончательно терял голову от возмущения — Акбала смеялась, садилась на постель и, игриво мне подмигнув, спускала бретельки платьица. Вид обнаженных женских плеч, груди — обтянутой только кружевным лифчиком — моментально «переключал» меня. Да, вот так я примитивно устроен — как кипятильник.
Иногда Акбала поступала еще «радикальнее». Она задирала подол, снимала трусики и принималась массировать свой потаенный бутон.
Не надо и говорить: у нас происходил бурный секс. Я мирился с Акбалой до следующей субботы.
В первую субботу июня я — как всегда — горько упрекал Акбалу в неверности.
Немного утомившись от собственного негодования, я ожидал, что Акбала разденется. Но она — посмотрев на меня долгим взглядом — сказала негромко, но отчетливо:
— Ты знаешь: я ведь не только в сексуальной энергии нуждаюсь… Еще и в крови. Мне пора на охоту. Я чувствую… кровавый голод.
Я вздрогнул и вскинул голову — вмиг забыв про истерику.
Ведь правда: Акбала — юха — питается не только сексуальной энергией (что кажется относительно безобидным), но и красной человеческой кровушкой. Но с того дня, когда Акбала в тупике у мусорного контейнера расправилась в своем змеином обличии с тем татуированным бонхедом — у моей опасной возлюбленной не было больше кровавых жертв.
— Пора на охоту, — повторила Акбала.
Я нервно сглотнул.
Акбала взяла меня за руку. Заглянула мне в глаза. И спросила:
— Поедешь со мной?..
16. Охота Акбалы
Сердце мое тревожно стучало барабаном — но я согласился. За Акбалой я пошел бы не только на охоту — но и в черный ад.
Я так понимал: мы отправимся убивать какого-нибудь мафиози, педофила или крупного взяточника. Потому что невинных овечек моя юха — надо отдать ей должное — никогда не трогала.
Не передать, как я трясся овечьим хвостом, как болели у меня нервы. Еще бы!.. Вчерашний оболтус, знавший только книги и интернет — подписался на такое… дело.
Акбала выходит на добычу. А я — получается — приму участие в убийстве человека. Хотя бы и прожженного негодяя. Поневоле задумаешься о моральных — да и о возможных юридических последствиях.
Мы приехали на грохочущий городской вокзал. Акбала купила билеты. Через полчаса мы заняли места в вагоне поезда.
За окном поплыла платформа: состав тронулся. Акбала достала из сумки и положила на столик бутерброды и пирожки. Сказала:
— Расслабься, милый. Нам ехать сутки.
Пирожки были мои любимые — с грибами.
Высотки и глухие бетонные ограды закончились. Поезд летел мимо холмов, полей и островков леса. Мне действительно удалось расслабиться: перестук колес умиротворял. Да и Акбала старалась меня ублажить: шутила, что-то рассказывала.
Потом мы пили с пирожками и бутербродами чай. Играли в города. Загадывали загадки.
В вагоне зажегся свет — а снаружи воздух стал темно-серым. Какое-то время за поездом гнался красный горящий полукруг заходящего солнца.
Меня сморило. Акбала уложила меня на койку — а сама села у меня в ногах. Я закрыл глаза.
Мне показалось: пролетела одна секунда. Акбала растормошила меня:
— Вставай, вставай, дорогой. Выходим, пока поезд стоит.
Было уже светло и без ламп.
Схватив рюкзак и сумку — мы выскочили из вагона.
Как только мы очутились на платформе — железный ящер состава медленно пополз. И скоро умчался вдаль. Я огляделся — и чуть не прикусил палец от изумления.
Мы были на совершенно пустынной — точь-в-точь заброшенной — станции. Ни тебе киоска с пивом и чипсами. Ни обклеенных пестрой рекламой стендов. Ни души. Вывески с названием станции — и то не было.
Был солнечный теплый полдень.
За платформой поднимался густой и темный — хотелось сказать: нехоженый и первобытный — смешенный лес.
Рыжеватые колонны высоченных сосен цеплялись — казалось — за плывущие в синем небе облака. Дремали конические ели. Поднимали ветки черно-белые — тонкие, как свечи — березки. Зеленели кудрявые клены.
Висела почти осязаемая тишина.
Только шелестел ветер в кронах деревьев. Да доносился птичий гомон.
Лес напоминал мерно дышащего огромного щетинистого зверя на лежбище.
— Где мы?.. — немного придя в себя, спросил я Акбалу.
— В заповеднике Медвежья гора, — зоркими рысьими глазами обозревая окрестности, ответила Акбала. — Идем.
Я решительно не представлял, что нам делать в непролазном сонном лесу. Змеи-оборотни ведь на людей охотятся — а не на лосей?.. Я бы понял, если бы мы проникли в особняк какого-нибудь вора в законе — чтобы порешить хозяина. Или подстерегли бы очередного бонхеда в темном закоулке — что было бы проще всего. Но лес?..
Я покорно следовал за Акбалой.
Вот до чего довела меня любовь к ослепительной красавице, фотки которой я случайно увидел в интернете!.. Я ступаю за своей бесовкой в направлении заповедного леса — даже близко не догадываясь, что произойдет в следующую минуту.
Мы углубились в чащу.
Здесь царил сумрак. Желтые лучи солнца едва просачивались сквозь ветви деревьев — переплетенные у нас над головами.
Громче перекликались пернатые. Я заметил дятла в красной «шапке» — долбившего клювом древесный ствол. Куковала кукушка.
В воздухе летали паутинки. Стрекотали насекомые. Пахло сочными травами и цветами; цветы пестрели здесь и там. Под кустом прятался ярко-огненный мухомор в белую крапинку.
Под ногой моею хрустнула ветка.
— Тише, — сказала мне идущая впереди Акбала.
Сама она двигалась бесшумно — как рысь, глазами которой обладала. Шаги Акбалы были уверенные. Ее точно вел верный инстинкт.
Мы вышли на извилистую тропу — которая вся была в отпечатках звериных лап и копыт. Я разглядел следы, похожие на волчьи — и почувствовал, как по спине у меня запрыгали мурашки.
Акбала — конечно — была неустрашима.
Тропинка вывела нас к широкой поляне.
Мы увидели: на той стороне поляны мирно щиплет траву небольшое стадо бурых оленей.
С большими ветвистыми рогами — величавые самцы. Беспокойно подергивали ушами грациозные самки. Жались к матерям забавные маленькие оленята. Оленей было голов одиннадцать или двенадцать.
— Красавцы. Правда?.. — сказал я.
Акбала поднесла палец к губам — призывая меня к молчанию. Она — кажется —
