разлив по стаканам красно-чёрное вино, удалился, смиренно пятясь задом. Питер Блад предложил выпить за процветание Испании и за гибель идиота Якова, сидящего на английском престоле. Вторая часть его тоста была абсолютно искренней. Адмирал громко рассмеялся:
– Ах, синьор Сангрия! Право, какое же удачное прозвище… Не забывайте, что его католическое величество и король Яков добрые приятели, и, следовательно, подобные тосты неуместны, но, поскольку у вас есть особые причины ненавидеть этих английских псов, мы, конечно, можем выпить, господа, но неофициально. Так сказать, тихо и не чокаясь! Как за покойника!
Все старательно рассмеялись даже громче адмирала и неофициально выпили за скорую гибель короля Якова с ещё бо́льшим энтузиазмом. Затем юный дон Эстебан, беспокоясь за судьбу папочки, объявил, что им пора бы и возвращаться.
– Мой отец торопится в Сан-Доминго, – извиняясь, объяснил юноша, – он просил меня прибыть сюда только для того, чтобы крепко обнять вас за шею, дорогой дядя.
– Увы, но мальчи-ик прав, – поддержал Блад, хотя вино ему понравилось, и будь его воля, он бы охотно задержался в столь приятной компании хоть до вечера, – мы п-просим вашего разрешения откланяться.
Дон Мигель, разумеется, даже и не собирался их задерживать.
Подходя к верёвочному трапу, Блад грозно зыркнул на матросов «Энкарнасиона», которые, перегнувшись через борт, втаскивали тяжёлые сундуки и пытались болтать с гребцами шлюпки, качавшейся на волнах глубоко внизу. Но люди из команды «Синко Льягас» благоразумно держали языки за зубами.
Адмирал попрощался с Эстебаном нежно, а с Бладом приятельски:
– Весьма сожалею, что приходится расставаться так скоро, дон Педро Сангрия. Мне бы хотелось, чтобы вы провели больше времени на «Энкарнасионе».
– Ну, если не в кандалах и не в душном трюме…
– Ха-ха, льщу себя надеждой, что мы вскоре встретимся, кабальеро!
– Не льстите себе, уж я-то точно постараюсь держаться от вас подальше, дон Мигель, – с церемонным поклоном пробормотал себе под нос капитан Блад.
Он первым спустился в шлюпку, и, уже оставляя за кормой огромный корабль, с гакаборта которого адмирал махал им рукой, они увидели, что «Энкарнасион», подняв паруса и делая поворот оверштаг[28], приспустил в знак прощания флаг и отсалютовал им холостым пушечным выстрелом.
На борту «Синко Льягас» у кого-то хватило остатков ума ответить тем же (в смысле не из той самой пушки) и пальнуть холостым, а не ядром по ватерлинии. Комедия счастливо заканчивалась, но финал её был неожиданно окрашен в мрачные цвета.
Когда они поднялись на борт уже родного корабля, их встретил не на шутку перепуганный Хагторп.
– Я вижу, что ты уже это заметил, – тихо буркнул Блад.
Бывший офицер королевского флота непонимающе взглянул на него и прокашлялся в кулак.
– Как можно было не заметить, когда этот дон Диего… – начал было Хагторп, но юный Эстебан побледнел, как льняное полотно, и бросился к ним.
– Вы не сдержали слова, мерзавцы? Что вы сделали с моим отцом?! – закричал он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.
– Мы не нарушали обещания, – решительно рявкнул подоспевший Волверстон, и ропот сразу умолк, – никто его не трогал, но в какой-то момент он просто порвал верёвки, словно гнилые нитки, сбил двоих наших и заперся в капитанской каюте!
– Ложь, всё ложь! – рыдая, кричал Эстебан. – Вы хотите сказать, что подло убили его и отнесли в капитанскую каюту? Что произошло, говорите же?!
Хагторп виновато посмотрел на юношу.
– Насколько я могу судить, – сказал он, – твой отец, он… превратился в вампира.
Возмущённый подобным предположением, дон Эстебан влепил Хагторпу пощёчину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж ними.
– Никаких драк на моём корабле, – жёстко приказал доктор, – ты первым оскорбил мальчишку, говоря в таком тоне о его отце.
– Какие оскорбления, какой тон? – фыркнул Хагторп, потирая щёку. – Говорю же вам, в него вселилась дьявольская сила, и клыки выросли! Пойдёмте, посмотрите сами.
– Мне нечего смотреть, – опустив голову, вздохнул Блад, – он начал превращаться уже давно, пару месяцев назад, я видел следы от вампирских клыков у него на запястье, когда щупал его пульс.
– Что такое вы все говорите? – не веря своим ушам, закричал Эстебан. – Отец был нормален! Он человек долга и чести, он не стал бы скрывать инфицирование…
Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спросил:
– А ты бы сказал своим близким, что через несколько месяцев станешь кровососущей тварью, богомерзким чудовищем в глазах всего католического мира? Увы, мало кто признаётся в подобном, тем более жизнь вампира не лишена ряда приятностей. Сам знаешь, что ваши канониры и не скрывают своих клыков.
– Но он наверняка бы сказал мне, он…
– Твой отец держался до последнего, однако, уверен, даже команда в последнее время замечала за ним особую нервозность, перепады настроения, вспышки бессмысленной агрессии. Вспомнить хотя бы ваше нападение на мирный Барбадос.
Юноша уставился на Блада широко открытыми глазами.
– Я вам не верю, – наконец сказал он.
– Это твоё личное дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед собой инфицированного вампиром.
Снова наступила пауза, и юноша медленно начал осознавать, что случилось.
– Я хочу его видеть.
Блад пожал плечами, кивком головы подозвал своих офицеров и твёрдо сказал:
– Идёмте все вместе. Мушкеты не брать, ещё друг друга перестреляем в пороховом дыму, надейтесь на шпаги и кортики. Пропустите его вперёд, пусть молодой человек всё увидит своими глазами.
Трое мужчин и «юноша бледный со взором горящим»[29] спустились в капитанскую каюту. У дверей их ждали двое нервно переминающихся с ноги на ногу повстанцев, вооружённых широкими абордажными саблями.
– Тварь ещё там? – спросил Блад. Охранники кивнули:
– Так точно, сэр! Ведёт себя тихо, только поскуливает.
– Характерные симптомы, – вздохнул доктор, – мужайся, мой мальчик, сегодня твой отец осознал неотвратимость превращения в вампира. Это шок для его мозга, но он ещё может принять правильное решение.
– Какое?
Волверстон с суровым лицом приложил указательный палец себе к виску, взвёл воображаемый курок и сказал «бум».
– Но самоубийство – страшный грех, а мой отец праведный католик!
– Дон Диего, к вам можно? – капитан Блад прекратил пустой спор, деликатно постучав в дверь. Изнутри раздался сиплый смех, более похожий на клекотание охрипшей чайки.
– Входите, друзья мои, не заперто!
Волверстон осторожно толкнул дверь, и они на пару с Хагторпом быстро скользнули внутрь, замерев у порога с обнажёнными кортиками. Блад, не говоря ни слова, сунул в руку Эстебана маленький одно-ствольный пистолет. После чего, прикрывая юношу спиной, шагнул в каюту, не забыв закрыть дверь. Страшное зрелище, открывшееся их глазам, было и жутко, и печально…
Дон Эстебан, бывший капитан и полновластный хозяин «Синко Льягаса», по-обезьяньи сидел на собственном рабочем столе среди морских карт и торопливо дожёвывал вырванные страницы судового журнала. В его глазах отсвечивало красное безумие, ногти вытянулись и заострились, некогда изящная линия рта вдруг превратилась в неприятный звериный оскал.
Испанец ещё не стал полноценным
