пуста и бессмысленна, если из нее вычесть слова каких-то странных людей, которые даже не объяснили тебе, что имеют в виду?..
— А… феи объясняют? — вдруг спросил Ашвин.
— О да, феи объясняют, да еще как! — воскликнула Эли, невольно вздрогнув. — Но тебе лучше не знать, каково это — получать подарки от фей. Без них жить куда проще!.. Вот что я скажу: если тебе нужно, чтобы верный человек вел тебя за собой, оберегая от опасностей — прошу тебя, Ашвин, иди со мной. Я не оставлю тебя в беде и буду рядом, пока ты будешь в этом нуждаться — преданнее помощника ты не найдешь. Хотя бы сегодняшнюю ночь проведи вне дома! А потом… потом мы найдем приют получше — главное, не попасться этим злым людям. Ох, знал бы ты, сколько зла в той женщине, что ищет тебя!..
Ашвин слушал ее внимательно, хмурясь и потирая пальцами виски. Временами взгляд его прояснялся и становился недоверчивым — он подпустил к себе так близко чудную замарашку, рассказывающую о феях!.. — а затем вновь мутился от безысходной тоски, и тогда он смотрел на Эли с надеждой, как будто видел в ней духа-покровителя, пришедшего из темной чужой чащи. Проклятие Эли, составленное феей хитро и зло, не позволило бы Ашвину влюбиться в Эли-девушку, но оно не смогло запретить ему очароваться Эли-созданием леса, желавшим помочь так бескорыстно и самоотверженно.
— Могу ли я тебе верить? — спросил он взволнованно, живо, словно придя наконец-то в себя. — Почему ты пришла на помощь? Почему так добра ко мне?
Настало время Эли помрачнеть: она поступила так потому, что была во власти своего собственного наваждения — но кто будет рад такой правде?
— Я вовсе не добра, — сказала она угрюмо. — Добры те, кто выбирает, какой поступок совершить — и удерживаются от плохого. А я… я обречена на то, чтобы помогать тебе. Не спрашивай больше, почему я здесь. Просто прими мою помощь и знай, что я готова спасти тебя ценой собственной жизни.
— Но мне не нужна такая жертва! — запротестовал Ашвин.
— Не тебе это решать, — отрезала Эли, посмотрев на него исподлобья.
Эли и принц (6)
Чутье верно подсказало Эли, в чем нуждается Ашвин, чтобы принять решение. Если разобраться, юноша получил ту жизнь, от которой некогда пытались уберечь Эли ее родители: его с раннего детства хранили от таинственной опасности, не позволяя заводить ни с кем дружбу и объясняя ею всевозможные ограничения свободы воли; прятали в стенах уединенных домов, приставив строгих опекунов; туманно говорили о некой особой судьбе, правду о которой ему суждено узнать в нужный час. Нрав юноши был настолько добр, что даже все это не смогло ожесточить его или превратить Ашвина в угрюмого одиночку, но вынужденная привычка полагаться на чужие решения, не имея возможности в них усомниться или оспорить, лишила его и воли к жизни, и самого жизнелюбия. Чем меньше человек знавал счастья — тем меньше поводов у него бороться за свою жизнь. А судьба Ашвина — это читалось в его грустном взгляде — до сей поры обделяла юношу счастливыми мгновениями.
— Пора покинуть этот дом, пока он не стал ловушкой! — сказала Эли, взволнованно прислушиваясь к крикам сов за окном. — Зло совсем рядом!
— Но мои вещи…
— Нет времени! — воскликнула Эли, чувствуя, как пробегает по спине дрожь страха: обостренное чутье, которым сегодня наградила ее магия, ясно предупреждало о приближающейся опасности.
И не успела она это сказать, как у ворот усадьбы послышались крики, стук, ржание лошадей — в Терновый Шип прибыли ночные гости, наконец-то отыскавшие усадьбу среди болот и лесов.
Последние сомнения Ашвина развеялись — слова Эли до той поры могли казаться лесным мороком, уловкой здешних духов, желающих позабавиться с чужаком и заманить его в ночные дебри. В том, как он иногда косился на девушку, угадывался мистический страх, неясное подозрение — недоверие отшельника к внешнему миру нередко приобретает суеверные черты. Но теперь последние колебания исчезли — он, подстегиваемый волнением, захваченный врасплох непривычным жарким стремлением спасти свою жизнь во что бы то ни стало, последовал за ней, про себя немножко смущаясь из-за того, что ему не удается быть таким же ловким и тихим, как лесная девушка.
Лай потревоженных дворовых собак, к счастью, заглушил шум, с которым они спустились по стене вниз. Эли, все еще видевшая в темноте как кошка, вела за собой спотыкающегося Ашвина, а затем помогла ему взобраться на старые бревна ограды. Но, увы, он не мог двигаться так же быстро как она, и Эли поняла, что в ночном лесу от погони им не скрыться.
Тем временем голоса у ворот становились все злее и громче, а в окнах усадьбы замигал огонек — госпожа Клариза никак не могла пропустить мимо ушей полуночный переполох.
— Что, если я ошибся, — прошептал Ашвин, вцепившись в бревна ограды. — Что, если она ни в чем не виновата, а я ее покинул?..
Эли смолчала, закусив губу — быть может, ее влюбленность и была наваждением, однако она точно знала, что Ашвин — добрый юноша, и бессмысленно говорить ему, будто прежде всего следует спасать свою жизнь. Поначалу он мог поддаться растерянности или черным подозрениям, но теперь, когда живые и настоящие враги стояли у ворот, он отбросил прежние хладнокровные рассуждения о возможном предательстве своей опекунши. Какими бы вескими ни были основания предполагать ее вероломство, Ашвин не мог оставить ее в беде. Он, отпустив руку Эли, замер: и без вмешательства фей человека порой сковывают невидимые цепи — прочнее железа и стали.
Но тут над подворьем зазвучал громкий и спокойный голос госпожи Кларизы, говорившей на чужом наречии, и Ашвин вздохнул.
— Все же я был прав, — сказал он с горьким разочарованием. — Но лучше бы я ошибался!.. Она их ждала, она их знает!..
А госпожа Клариза, прикрикивая на рвущихся с цепей собак, торопливо шла к воротам, приветливо окликая своих тайных гостей по именам — в этом нельзя было ошибиться.
— Что ж, — произнес Ашвин, вновь повернувшись к Эли, — теперь совесть моя чиста. Веди меня, куда посчитаешь нужным, и прости, что мы потеряли столько времени из-за моих глупых сомнений!..
…Заминка, возможно, не
