нее, и Эли поежилась, увидев, как мертвы и безжизненны его глаза. — Но никто, кроме нее, не знал, где мы прячемся… Знаешь, лесная девочка, как я хотел написать тому… тому, кого привык считать отцом? Но он отослал меня, на прощание сказав, что никто не должен знать, куда мы уедем — даже он сам. И я с тех пор не написал ни единого письма, выполняя его приказ. Не заводил знакомств и дружбы, не покидал стен усадьбы, не обмолвился лишним словом, когда обстоятельства принуждали меня к разговору — сплошь вежливая бессмысленная болтовня… Всю жизнь меня учили быть осторожным и не доверять людям — и я был хорошим учеником!..
— Я говорю правду! — вскинулась Эли, приняв последние слова на свой счет, ведь все остальное прозвучало для нее путано и непонятно.
— Нет-нет, тебе я верю, — бледно усмехнулся Ашвин. — Быть может, потому, что ты похожа больше на лесного духа, чем на человека. Хотя совершенно не понимаю, отчего тебе вздумалось мне помогать!.. Что ж, давай проверим, ждет ли этой ночью гостей моя опекунша…
И он подал руку Эли, как будто не замечая, что ее пальцы изранены и грязны.
Она, растерявшись и смутившись, не сразу приняла его приглашение, но все же, помедлив, робко коснулась его холодной ладони и беззвучно перебралась через подоконник, немного стыдясь того, что ее босые ноги оставляют всюду грязные следы.
Ашвин, тихо приоткрыв двери своей комнаты, выскользнул в коридор, прислушиваясь к шорохам старого дома. Эли шла за ним след-в-след, от волнения не в силах произнести и слово.
— Кажется, она сегодня отпустила слуг, — прошептал он, пройдя к лестнице, ведущей вниз. — Плохой знак… Слушай! Сама она не спит — это ее шаги там, в гостиной. Видишь — я был прав, она их ждет…
И от слов этих, произнесенных совершенно равнодушным голосом, повеяло чем-то пугающим, как будто там, в гостиной, затаилась огромная ядовитая змея, поджидающая добычу. Быть может, произнеси Ашвин их как-то по-другому — Эли бы решила, что он от волнения наговаривает на госпожу Кларизу, вменяя ей в вину несуществующее злоумышление, но обвинение было произнесено так бесстрастно и уверенно, что не приходилось сомневаться: Ашвин знает гораздо больше о темной стороне человеческой души и о предательствах, чем она сама.
— Ты все равно должен бежать! — с горячностью сказала Эли.
— Бежать… — повторил Ашвин с горечью. — Всю свою жизнь я от кого-то бегу — и никто не объясняет, что за опасность мне грозит. Только повторяют: тебя хотят убить, тебя непременно убьют, если найдут… Это так утомляет! — и он, тихо и горько засмеявшись, повернулся, направляясь обратно в свою комнату.
Эли ничего не оставалось, кроме как тихонько последовать за ним.
— Что?.. Но почему⁈ — она, ничего не понимая, заговорила лишь когда затворилась дверь, вряд ли способная защитить от ночных непрошенных гостей. — Неужели ты собираешься просто ждать, когда за тобой придут?..
— Ты ничего не понимаешь, лесная девочка, — промолвил Ашвин, усевшись у давно остывшего камина и уставившись в пустоту. — Ты не знаешь, каково это — жить, скрываясь. С каждым годом все меньше рядом близких людей — они исчезают, выполнив свой долг или предав его. Ты не имеешь права ни на миг позабыть, что вокруг тебя смыкается круг, и всюду подстерегают враги — более ничего. Никто не говорит правды, лишь предупреждают, что тебе уготована особая судьба и передают из одних верных рук в другие…
— Особая судьба! — с отвращением вскричала Эли, не сдержавшись. — Хуже напасти не бывает!..
— Странно! — Ашвин хмыкнул. — Обычно все говорят, что особая судьба — редкий и ценный дар.
— Только не я, — сказала Эли решительно. — Я знаю цену таким дарам — и она очень высока!
— Но не всегда от них можно отказаться. Иногда нужно просто принять свою судьбу… — грустно сказал Ашвин, и вновь стих, глядя на золу.
— Вот уж не соглашусь! — пылко воскликнула Эли, немного обиженная тем, что Ашвин считает, будто она ничего не понимает в предназначении, судьбе и особых дарах. — Да с чего ты взял, что это твоя судьба? Кто тебе про нее сказал — какая-то зловредная фея?
— Фея⁈ — переспросил порядком удивленный Ашвин. — При чем тут детские сказки? Я говорю о действительности, где не бывает никаких чудес. Разве ты не видишь — рядом со мной из верных людей оставалась одна Клариза, да и та меня предала. Куда бежать? Зачем?.. Я устал от всего этого и не вижу более смысла уходить от судьбы. Пусть приходят за мной и делают то, что им угодно. Быть может, я хотя бы узнаю, от чего я скрывался все эти годы.
— Ох, ну хоть тут обошлось без феи, — пробормотала Эли, пропустив мимо ушей почти все его остальные доводы. — Раз тебя никто не проклял — уже хорошо! Мне ли не знать… Из того, что ты сказал, я все равно не поняла — отчего ты не можешь сбежать? Оставь тетушку, раз она к тебе так дурно отнеслась, и спасай свою жизнь!
Ее простой совет застал Ашвина врасплох. Он не знал, что возразить, однако и согласиться не мог — воспитанный в одиночестве, недоверии и недомолвках, привыкший повиноваться некой высшей воле, спасающей его от таинственной опасности — он не представлял, каково это: полагаться на самого себя в принятии решений. И то, что для Эли казалось очевидным, для него было совершенно чуждым и непонятным.
— Но я буду… один! — наконец сказал он с некоторой озадаченностью.
— Зато ты будешь жив!
— Я не знаю, куда мне идти, — взгляд Ашвина стал немного виноватым и смущенным — но даже это было куда лучше, чем прежняя мертвечина.
— Как будто раньше ты это знал!
— Мне говорили, что придет время и мне расскажут правду о моей особой судьбе, а до того…
— Ашвин! — Эли, ощутив прилив храбрости, схватила его за руки и притянула к себе так близко, как только могла, и в висках у нее застучала жаркая кровь. — Послушай меня! Возможно, никакой особой судьбы нет. Представь, что все это был обман, морок, и ты с этой минуты волен жить так, как тебе хочется — не ожидая, когда тебе поднесут предназначение на блюдечке! Разве жизнь твоя станет
