сестре.
— Успокоилась?
В ответ раздался лишь прерывистый вздох.
— Садись, страдалица, — сказала Анна, мягко подталкивая сестру к высокому стулу. — Сейчас будем пить чай да на жизнь жаловаться.
Она погладила Ольгу по голове и плечу. Разлила свежезаваренный чай по чашкам, уселась напротив сестры и, устроив локоть между миской каши и блюдом с ватрушками, подпёрла ладонью подбородок.
— Рассказывай!
— Он бро-о-осил меня-я-я… — вновь захлюпала носом младшая сестра.
— На пол? — спокойно уточнила старшая.
— Что?
Ольга забыла про слёзы и недоуменно захлопала тёмными от влаги ресницами.
— Бросил, спрашиваю, куда? На пол?
— Тьфу на тебя! Я тут душу изливаю, а ты паясничаешь!
— Ну изливаешь ты, скажем честно, слёзы. И сопли. А я не кривляюсь ни капли. Я, можно сказать, искренне интересуюсь и беспокоюсь. Меня вот Милованов вчера в клумбу бро… гм… уронил.
Анна взяла чашку с чаем и пригубила ещё горячий напиток. По языку прокатилась обжигающая волна слегка горчащей свежести, нос защекотал тонкий цитрусово-мятный аромат. Глаза от удовольствия прикрылись, запах душицы вдруг стал напоминать о бергамоте, и перед мысленным взором внезапно предстал только что упомянутый в разговоре сосед. Вспомнилось, как он осторожно щёку её тёр. Аннушка поперхнулась, закашлялась и чашку с остатками чая на стол от греха подальше поставила.
Ольга смотрела на сестру широко распахнутыми глазищами, в которых полыхало любопытство.
— В клу-у-умбу? Урони-и-ил? — протянула она. — А я думала, у тебя голова разболелась…
— И голова разболелась, и клумба была, — подтвердила Аннушка. — Всё расскажу, но после тебя. Начинай!
Ольга вздохнула, пытливо заглянула в глаза старшей сестры, поняла, что канючить, расспрашивать и умолять — бесполезно, и наконец-то начала связный рассказ.
Трагедия оказалась не так уж велика. Кто-то из слуг княгини перехватил Андрея Дмитриевича на половине пути к Ольге, когда он к ней за третьим обещанным танцем шёл. Молодой человек вздохнул, послал пылкий взгляд в сторону возлюбленной, развернулся и из зала вышел.
— Представляешь, едва ли не посреди зала бросил! Спиной ко мне и вон! А я только Турчилину отказала, сказала, что танец обещан уже, — жаловалась Ольга. — Он ус подкрутил и ушёл. А тут конфуз такой! И музыка уже звучит. И я среди пар одна стою без партнёра! А Андрей Дмитриевич вон выходит! И все на меня так смотрят… И шепчутся. Мне с Петенькой танцевать пришлось! Он мне все ноги отдавил и ладошки у него потные!
— Да, неприятно, — посочувствовала сестре Аннушка. — А как сам Андрей Дмитриевич всё объяснил? Что сказал?
Ольга вновь всхлипнула:
— А он больше не появля-я-ялся…
— Ну так чего ревёшь? Значит, сегодня объясняться придёт. Не верю я, что без причины он от танца с тобою отказался. Не забывай, должность у него такая, что и ночью вызвать могут. Придёт, а ты такая… красивая. Глаза красные, нос опух.
Ольга шмыгнула, решительно встала и пошла плескаться за ширму.
— Думаешь, по делам судейским его отвлекли? — с надеждой спросила она.
— Думаю, — уверенно кивнула Аннушка.
— А что случилось? Не знаешь?
Анна насмешливо изогнула бровь и самым серьёзным тоном произнесла:
— У Невинской золотую посуду украли. Ту, что на полках стояла. Незапертая!
— Правда? — ахнула Ольга.
— Да ну тебя! Какая правда? Пошутила я! Ну откуда я знать могу? Я в это время из клумбы на звёзды любовалась!
Ольга с укоризной посмотрела на сестру, уселась на стул, шумно отхлебнула остывшего чаю и, откусив ватрушку, велела:
— Давай теперь ты рассказывай! Про клумбу. Шутница…
Глава 20. Чай с коньяком
Михаил сидел в кабинете, развалившись в любимом кресле. За распахнутым настежь окном пели птицы, ярко светило солнце, лёгкий ветерок гонял по небу одинокое облачко. Время приближалось к тому моменту, когда утро передавало бразды правления дню.
Михаил закрыл глаза. Байковый халат распахнулся и почти сполз с плеч. Вытянутые длинные ноги в домашних полосатых брюках пятками опирались на невысокую скамеечку с мягкой бархатной обивкой. Пальцы одной руки выстукивали по колену замысловатый мотив, а пальцы второй — сжимали чашку чёрного чая.
Лёгкая усмешка промелькнула на бледном лице, а в памяти мелькнуло воспоминание о том, сколь много усилий пришлось приложить, чтобы в родной усадьбе ему стали заваривать подобный чай. Не разбавляли кипятком настоявшуюся заварку, не забеливали молоком или сливками, а подавали именно таким — свежим, крепким, чёрным, с капелькой апельсинового сока, с долькой лимона, щепоткой толчёного мускатного ореха, сахаром и щедрой порцией коньяку. Слуги до сих пор шептались по углам, что он на чужбине странного нахватался и чудит. Боги с ними!
Зато каждый глоток буквально возвращает к жизни. Голова болит всё меньше, расслабляются сведённые плечи, даже ушибленный зад доставляет меньше неудобств. Михаил вздохнул, ноздри защекотал коктейль ароматов, а в голове вспыхнуло очередное воспоминание, о том, как щекотно было от выбившихся из причёски Кречетовой волос. С этой барышней он встречался дважды, и оба раза Михаил терзался головной болью. Если он обречён на подобные мучения и в дальнейшем, то что станется с ним ко времени окончания пари?
Михаил мотнул головой, прогоняя непрошеное видение, распахнул глаза и в два приёма допил оставшийся напиток.
В дверь робко стукнули.
— Да?
— Михаил Николаевич, гость к вам, — голос Степана звучал глухо и опасливо.
— Гость? — уточнил Михаил.
— Андрей Дмитриевич прийти изволили.
— Ну так проси! — крикнул Михаил, оправляя халат.
В голосе его слышалось облегчение, от известия, что в этот раз никаких барышень в его дом не врывалось, и в то же время — нотка разочарования, по этой же причине.
Андрей показался на пороге спустя пару мгновений. Взъерошенный, помятый и в той же самой одежде, что щеголял вчера вечером у княгини.
— Одна-а-ако… — протянул Михаил при виде гостя и приглашающе махнул рукой. — Присаживайся.
Андрей смущённо улыбнулся, повёл плечами и грузно опустился в жалобно скрипнувшее под ним кресло.
— Ты что, домой не заезжал? — поинтересовался Михаил.
Андрей мотнул головой.
— И не спал.
Кивок в ответ.
— И не ел.
Смущённая улыбка.
— Та-а-ак… Степан! — гаркнул Михаил.
Степан тут же возник на пороге, преданно и испуганно сопя.
— Вели, чтоб перекусить чего-нибудь подали. На две персоны.
— Сей момент!
Степан попятился, угодливо кланяясь.
— Чай с коньяком не забудь! Тоже на двоих! —
