Ну конечно, это Олег! Характерный его тон! Однажды, когда Турецкий, недовольный его манерой вести диалог — как-то безразлично к партнеру и очень тихо, будто ему в высшей степени наплевать, слышит его собеседник или нет, — сделал Олегу замечание по этому поводу, тот весело рассмеялся. «Дорогой мой следователь, — сказал примерно так же, как и сейчас, — громкость моего голоса и манера, как ты говоришь, вести разговор, рассчитаны на то, чтобы мой визави был вынужден ко мне прислушиваться. Понимаешь? Чем тише я говорю, тем больше он — внимание! И сразу повышается, как теперь любят говорить, мой рейтинг. Усек? Но я не жадный, пользуйся. И тебя сразу все зауважают. А уж о том, чтобы голос повысить — ни-ни!»
Но все-таки Турецкий не государственный чиновник, приближенный ко двору или к чему-то там подобному, и ему подобострастно склоненные головы совершенно ни к чему. Хотя совет Олега был вовсе неплох. Парочку раз в иной обстановке Саша проверил и — получилось. Правда, и ощущение чего-то искусственного осталось тоже.
— Значит, вот что, Саша, бросай-ка ты свои особо важные дела и срочно приезжай ко мне. Имею сообщить тебе нечто весьма исключительное. Ты меня понял?
— Олежек, вообще-то у меня… Ну ладно, это надолго?
— Туда-сюда, думаю, не больше часа. А что, у тебя имеются более экстренные дела?
— Вообще-то есть. Но твои сведения наверняка важнее. Поэтому давай диктуй адрес, и я выезжаю.
— Ты чего, Саш? Какой адрес?! «Белый дом» — мой адрес. И — в бюро пропусков, а там все уже написано: и этаж, и номер апартамента. Ты на своей телеге или муниципальным транспортом?
— На своей.
— Ага, значит, минут пятнадцати — двадцати должно хватить. Ладно, сам спущусь, встречу тебя.
9
Есть такая присказка: «Не повезет, так на собственной жене триппер подхватишь». Грубо звучит, хамски, но не так уж и абсурдно, как может показаться на первый взгляд. Это себя таким вот изысканным образом пробовал успокоить Турецкий, поднимаясь с грязного асфальта и тщетно отряхивая колени. А ведь еще несколько минут назад ничто не предвещало беды.
Предупредив меркуловскую секретаршу Клавдию, что должен отлучиться по неотложному делу на час с небольшим — это на случай, если вдруг у Кости проснется совесть, — Турецкий спустился во двор прокуратуры, сел в машину и прикинул: на Тверскую, потом бульварами до Калининского проспекта и по прямой на Краснопресненскую набережную. Так до «Белого дома» ближе всего. И разве могло ему прийти в голову, что суждено вляпаться в историю в самом центре Москвы, в наиболее людном ее месте, напротив кинотеатра «Октябрь»?..
Автомобильный поток двигался довольно плотно. Саша держал небольшую дистанцию за сверкающим лаком синим «мерседесом», когда боковым зрением увидел, как на него справа сзади начал быстро надвигаться здоровенный «джип». Ситуация показалась чрезвычайно знакомой — практически точным повторением вчерашнего случая. Кинуться вправо или уйти влево никакой возможности не было, и Саша понял, что его взяли «в коробочку». Это идиотское чувство полной твоей беспомощности, когда жить тебе или нет, решают другие и до катастрофы остаются считанные мгновенья, после чего последует контрольный выстрел в голову… нет, так нельзя, надо что-то делать! Что?!
Впереди неожиданно образовался странный затор, машины, визжа тормозами, заюзили по мокрому асфальту, едва не наваливаясь друг на дружку. Кажется, это было спасением: Турецкий, следя за «джипом», уже приготовился рывком выскочить из машины. Но черный «джип», проскочив вперед и едва не отшвырнув в сторону «жигуленок», вдруг затормозил рядом с «мерседесом». Из окон машины немедленно высунулись два ствола, и по «мерседесу» дружно ударили автоматные очереди. Это произошло настолько неожиданно, что водители всех окружающих машин опешили, а через миг придя в себя, ринулись в разные стороны — кто куда. Турецкий почувствовал внушительный удар в свой задний бампер, дернулся и вывалился из распахнувшейся двери. Удар об асфальт был весьма ощутимым. Но больше его поразила абсолютная тишина — такая, будто уши заложило ватой. Он медленно поднялся, потряс головой, словно сбрасывая с нее тяжелый груз, и огляделся. Посреди проспекта, скособочась, застыла расстрелянная синяя большая машина, и почти впритык к ней, сзади стоял его «жигуленок». Других автомобилей рядом не было. К Турецкому же с противоположных тротуаров бежали люди. Вот тут и обратил Саша внимание на свои испорченные брюки и подумал о везении.
Через несколько минут примчались гаишники, оперативники, оцепили место очередной бандитской разборки, о чем тут же заявил один из милиционеров и попросил Турецкого, как теперь уже единственного свидетеля убийства троих пассажиров «мерседеса», дать свои показания. Вдвойне обрадовало его то обстоятельство, что он имеет дело с «важняком» Генпрокуратуры. Турецкого же все это абсолютно не радовало, поскольку помимо всякого рода моральных и физических потрясений у него ломались все планы. Просто отмахнуться он не мог, а растекаться мыслью не было времени. Поэтому он кратко изложил ситуацию в том виде, в каком ее наблюдал, и, пожелав коллегам удачи, в которую и сам не верил, отбыл в направлении уже близкого «Белого дома», напутствуемый вздохом милиционера, стоявшего в оцеплении:
— Это ж надо такое… Все — против всех! Жить невозможно…
10
Встретив Турецкого в вестибюле, Олег недовольно пробурчал:
— Сказал же — пятнадцать минут!.. А я уж тут полпачки сигарет успел выдымить. Заезжал, что ли, куда?
— Ну а как же! Конечно! То на полосу встречного движения, то на тротуар. А в центре без мигалки вообще не проедешь. — Турецкий не счел нужным распространяться о той передряге, из которой только что едва выбрался. — А моя телега и без этих неприятностей на ладан дышит. Еще раз стукнут — и ей кранты. Это точно…
— А это ничего! — хмыкнул Олег. — Его «Лада» дышала на ладан!.. За тобой, старик, можно уже записывать — и в какую-нибудь газетку… Ах да, у тебя ведь «жигуль». Хрен редьки не слаще. Ну ладно, поехали ко мне.
Путь в кабинет начальника Межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией Совета безопасности Российской Федерации был недолог. Собственно, так он должен был бы именоваться, если бы была вывеска. На самом же деле на двери просторного кабинета с небольшой приемной, в которой никого в данный момент не было, просто стоял четырехзначный номер. Все остальное подразумевалось.
— А ты здесь неплохо устроился, — заметил Саша без всякой зависти.
Олег отнесся к его словам тоже как к должному. Просто кивнул, достал из мини-бара, встроенного в стенку, занимавшую своими лакированными панелями весь торец внушительного кабинета, бутылку коньяка и потряс ею в воздухе.
— Хочешь рюмашку? Ты ж, поди, как и я, вынужден был весь день мучиться? Э-э, друг, а что у тебя с брюками?
— Честно говоря, Олежка, не отказался бы… Но, понимаешь, я толком и не поел сегодня. А на голодный желудок хороший коньячок подобен взрыву бомбы… — Турецкий почему-то вспомнил о «мерседесе», похоронившем Алмазова, потом о только что расстрелянном рядом, на проспекте, и добавил: — А брюки… Я ж говорю: машина такая.
