В камышах крякнула утка, и девочка заинтересовалась, есть ли у этой утки утята. Дно в этом месте было илистое и неприятное, но любопытство тянуло её вперед. Она уже совсем скрылась в камышах, вода дошла ей почти до плеч, а утки видно не было. Впереди снова послышался плеск. Галя насторожилась и остановилась. Ей показалось, что в камышах спрятался большой зверь, совсем не похожий на утку. Постояв ещё немного, Галя всё же двинулась вперёд. Она уже не доставала до дна и ей пришлось плыть. То, что она увидела, заставило её раскрыть рот и даже нахлебаться воды. У камышей плавало большое бревно. Как оно здесь оказалось, Галя не знала, но была уверена, что ещё вчера его не было. Но не само бревно привлекло её внимание. За бревно из последних сил держался мужчина.
– Дядя, вы живой? – испуганно спросила Галя.
Мужчина застонал, и, не открывая глаз, вяло пошевелил рукой. Галя бросилась к нему на помощь. Она пыталась толкать бревно к берегу, но её силенок было недостаточно для того, чтобы держаться на воде самой и ещё вдобавок толкать бревно с неподвижным взрослым человеком. Мужчина открыл глаза и посмотрел на девочку туманным взглядом.
– Галя… не бойся, позови майора, – тихо попросил он и снова закрыл глаза.
Девочка узнала Загорулько.
– Дяденька, ты потерпи немного, тут скоро неглубоко будет! Сейчас мы к берегу пристанем, и я найду кого-нибудь, – Галя изо всех сил толкала бревно. Наконец она почувствовала, что её ноги коснулись дна. Прибить бревно до конца к берегу девочка не смогла – мешали камыши. Она выбралась на берег и побежала к дому. На крыльце сидели папа и дядя Вася Фролов, курили и разговаривали.
– Скорее, он там на бревне лежит, почти не двигается, только стонет! – закричала Галя.
– Кто лежит? Где? – переспросил дядя Вася и поднялся на ноги.
– Загорулько! Он дядю Володю зовёт! Пойдёмте же! – она схватила соседа за руку и потащила к озеру. Василий Петрович тревожно посмотрел на Дмитрия Юрьевича и быстро пошёл за девочкой. Подойдя к берегу и увидев бревно с Загорулько, он приказал Гале:
– Быстро в дом!
– Я помогу…
– Быстро в дом! – в голосе Василия Петровича появились такие нотки, что Галя побоялась ослушаться. Она сделала обиженное лицо, но пошла к дому. Спряталась в кустах и наблюдала, как дядя Вася достал из кармана черную коробочку и стал что-то в неё говорить. Потом откуда-то появились ещё дяди, некоторых из них Галя знала. А потом её обнаружил Максим Николаевич. Он позвал Дмитрия Юрьевича, что-то сказал ему, показывая на куст сирени, где пряталась Галя. Дмитрий Юрьевич вытащил дочь из кустов и увёл в дом.
– Папа, что с дядей Загорулько случилось? – теребила Галя отца за рукав.
– Не знаю, Галя, – честно ответил папа.
– Он меня по имени назвал, говорит: Галя, позови майора! Папа, а майор – это дядя Володя? Они знакомы?
– Дядя Володя майор, но Загорулько мог и кого-нибудь другого позвать. Не один же твой дядя Володя майор. Ты иди в свою комнату, почитай книгу, -Дмитрий Юрьевич подтолкнул дочь к двери.
– Я не хочу читать! Папа, а где бабушка?
– Она пошла к бабе Фросе. Придет только к вечеру.
– Папа, ты со мной побудешь? А то мне одной страшно, – попросила Галя обиженным голосом.
– Хорошо, я побуду с тобой немного. Ты иди в комнату, я сейчас, – Дмитрий Юрьевич вышел из дома и направился к озеру, где группа мужчин тихо переговаривалась. Дмитрий Юрьевич взял протянутую сигарету и присоединился к беседе мужчин.
Галя не сразу пошла в свою комнату. Она зашла на кухню и выпила стакан холодного свекольного кваса, который отлично делала бабушка. Потом забралась на табуретку, и с верхней полки буфета взяла две конфеты. Конфеты баба Люба выдавала ей с выдачи: не больше трех штук в день. И совсем не потому, что было жалко конфет. Просто старушка была уверена, что конфеты портят зубы, вот и берега их внучке. В свою очередь, Галя была уверена, что конфеты не портят зубы, это просто выдумки взрослых, чтобы лишить детей сладостей, поэтому и подворовывала конфеты. За девять лет жизни зубы у неё никогда не болели, а конфет она в тайне от бабушки съела столько, что впору совсем остаться без зубов. Положив конфеты в карман своего платьица, она, наконец, направилась в свою комнату. Она бы нашла способ выскользнуть из дома и посмотреть, что на берегу делают взрослые, но бессонная ночь, напряжённое утро и сознание того, что у неё важное задание – отдать открытку с планом клада, подточили её силы. Девочка только на минутку прилегла и не заметила, как уснула. А когда проснулась и выбежала из дома, на берегу уже никого не было, и только два кота сидели на кладках и ждали, когда кто-нибудь догадается наловить им мелкой, нежной и вкусной рыбёшки. Когда Галя вернулась к дому, она увидела машину, возле которой стояли Максим Николаевич и папа.
– Быстро собирайся, я отвезу тебя к твоему дяде Володе, – приказал Максим Николаевич.
– А как же открытки? – спросила Галя.
– Потом отдашь их бабе Уле, – улыбнулся Максим Николаевич.
– Вы уже нашли клад? – разочарованно поинтересовалась девочка.
Максим Николаевич не ответил, только засмеялся.
Глава 21. Тайна осталась тайной
Галя и Юра сидели на диване и вопросительно уставились на Владимира Юрьевича. Окинув ребят озорным взглядом, майор засмеялся:
– Что вы смотрите на меня, как будто я вам рубль должен?
– Пап, не томи публику, начинай рассказывать, – приказал Юра.
– Что рассказывать? Я, наоборот, хотел вас послушать…
– Дядя Володя, ты следил за Дедом и Дроздом давно, когда мы клад ещё не искали, – напомнила ему Галя.
– Да кто тебя сказал? – удивился Владимир Юрьевич, – я даже и не знал о существовании какого-то там Дрозда.
– А за кем же ты тогда следил? – не отставала от него Галя.
– Ой, Галка, какая же ты любопытная! Почему я должен был за кем-то следить? – отбивался от назойливой девчонки Владимир Юрьевич.
– Ты просил меня никому не говорить о себе. Я и не сказала никому, даже бабушке и папе, – обиделась девочка.
– Да? А от кого же тогда Юра узнал, где я? – язвительно поинтересовался Владимир Юрьевич.
– Пап, что ты к ней пристал? Ты нам расскажи про клад, нашли его? – встрял в их спор Юра.
Владимир Юрьевич улыбнулся, уселся поудобней и начал свой рассказ.
– Ладно, кладоискатели, слушайте. О том, что где-то здесь у вас зарыт клад, мы даже и не
