маки и армейские ботинки, и я просто редко оглядывалась назад. В этом не было необходимости. Большинство людей, с которыми я общалась, ассоциировали меня с Хейлштормом. Не было никаких причин одеваться по-другому.
— Хорошо, вот, у меня есть вересковый серый свитер, жакет винного цвета и… о, балетки. Ты не можешь все время носить армейские ботинки.
Эшли была моей любимицей, если честно. Многие женщины в Хейлшторме были настолько невероятно обучены и опытны, что это было страшно и пугающе, и я почувствовала себя потерянной, когда они начали говорить об операциях, создании бомб и о том, как быстрее собрать оружие. Эшли была бывшей военной и медсестрой, которая умудрялась быть более… мягкой, чем большинство других.
Я не была уверена, что рядом есть другая женщина, которая даст мне совет по моде. — Вообще-то, оставь себе эту. Сэнди дала его мне, — сказала она, бросая мне винного цвета «болеро».
Сэнди была ее последней девушкой. — Что уже пошло не так? — спросила я, осознав, что произнесла «сочувствующим голосом», когда она подняла на меня бровь.
— Очевидно, это было нарушение сделки, что я не люблю кошек, — сказала она, закатывая глаза.
— Ну, в этом я с тобой согласна. Я ненавижу быть покрытой шерстью.
— Верно. — Она согласилась, опускаясь на койку. — Итак, я на секунду перейду в режим медсестры. Ты принимаешь таблетки?
— Что? Ах, нет, — сказала я, качая головой, немного сбитая с толку резкой переменой в разговоре.
— Уколы? ВМК (прим. перев.: внутриматочный контрацептив)? — продолжала она.
Я покачала головой. — Нет, мне в прошлом году вставили имплантат, — сказала я, закатывая рукав, чтобы показать ей кусок пластика размером со спичку прямо под поверхностью моей кожи.
— Почему этого нет в твоем досье? — Спросила она, и я могла сказать, что она была искренне недовольна тем, что я не предоставила эту информацию. В ее обязанности, помимо прочего, входило следить за нашими медицинскими записями. — Я делала твой последний мазок, — продолжала она.
— Я сделал это в Канаде прошлой зимой. Я должна была пройти обследование, и врач порекомендовал мне это, так как я не могу принимать таблетки.
— Ты должна была сказать мне. Это немного меняет ситуацию, когда ты находишься на гормональных препаратах.
— Ну, ты можешь занести в мое досье, что в течение следующих пяти лет во мне будут достаточно гормонов.
— Хорошо, ну, у меня нет таких осмотров, потому что я не увлекаюсь членами, — сказала она, слегка улыбнувшись мне. — Но я знаю репутацию этих Приспешников. Если вы планируете переспать или, — она оборвала меня, когда я начал возражать, — даже если вы не планируете переспать, пожалуйста, купите коробку презервативов и держи их в своей сумке. Лучше быть готовым.
— Хорошо, мам, — улыбнулась я. Я не сказал ей, что у меня всегда были презервативы, потому что, если отбросить имплантаты, я дожила до двадцати пяти лет, ни разу не занимаясь сексом без презерватива. Я хотела бы сказать, что это было просто искреннее проявление чрезмерной осторожности, и это было так, но я была уверена, что большая часть этого была связана с таким уровнем близости и тем фактом, что я никогда не чувствовала себя полностью комфортно с этим.
— Хорошо, я думаю, что все готово, — внезапно сказала она, вскакивая и запихивая кучу вещей в мою сумку так быстро, что я даже не могла разобрать, что это были за предметы, и прежде чем я смогла сделать полный вдох, она застегнула сумку и подняла ее. — Давай отведем тебя к твоему рыжеволосому байкеру.
Я почувствовала, как мой желудок сделал сальто, которое, я не была полностью уверена, было ужасом. На самом деле, честно говоря, это было очень похоже на волнение. Но когда я бросила сумку на заднее сиденье машины и поехала вниз по холму в сторону города, я изо всех сил пыталась убедить себя в обратном.
Если я собиралась выжить на этой работе, мне нужно было собраться с мыслями и быть настороже. Даже если на мне будут леггинсы с принтом галактика и болеро. Даже если я не чувствовала себя полностью самой собой, потому что играла роль. Мне все еще нужно было быть осторожной.
Потому что часть меня понимала, что Ренни опасен для меня. Не потому, что он мог причинить мне боль, а потому, что у него была эта сила. Ни у кого не было такой силы. С тех пор, как я была ребенком.
Я вошла в комплекс с комком нервов, каждый дюйм кожи, казалось, искрился, мой живот был в тугих узлах. В общей комнате появились два новых лица, которых я не узнала, очевидно, братья, если судить по глазам и носам. У того, что был без бороды, тоже была красивая челюсть, чтобы похвастаться.
— Итак, кто у нас здесь? — спросил бородатый, медленно поднимаясь со своего места с очаровательной улыбкой.
— Сядь, — небрежно потребовал Лазарус, глядя на меня. — Она занята.
Словно по сигналу, я почувствовала, как сильные руки обхватили мой живот сзади, а теплая грудь обвилась вокруг моей спины, лицо уткнулось в мою шею. — Она занята, — произнес голос Ренни рядом с моим ухом, его дыхание было теплым, посылая дрожь по моей коже, когда мои внутренности неожиданно напряглись. — Добро пожаловать домой, кексик, — сказал он, и мне пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не сказать ему, чтобы он не называл меня так. Я должна была быть влюбленной женщиной, которой нужны ласкательные имена, какими бы нелепыми они ни были. — О, ты вся напряжена после работы, — сказал он, сжимая мой живот. — Ну, почему бы нам не пойти в нашу комнату, и я смогу… расслабить тебя? — предложил он, и бородатый парень присвистнул, Лаз хихикнул, а другой изо всех сил старался сделать вид, что не услышал, хотя совершенно точно услышал.
С этими словами его руки соскользнули с моего живота и обхватили мою поясницу, когда он потянул меня по коридору к своей двери.
— Дом, милый дом, милая, — сказал Ренни за моей спиной, закрывая дверь.
Это была хорошая комната. Личная. После стольких лет в Хейлшторме было легко забыть, что такое обычная спальня. У него была гигантская (для меня, привыкшей к двуярусной койке) двуспальная кровать, покрытая зеленым и коричневым одеялом, с белыми простынями, свежими и заправленными сверху. Стены были темно-зеленого цвета с различными рисунками в графитовых или даже полноцветных рамах. За дверью стоял темно-коричневый комод с телевизором наверху и дверью в ванную.
На самом деле, если бы не присутствующая фигура Ренни, это был практически отпуск.
— Не называй меня милой, — напомнила я ему, когда
