Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
(завербована альфа-сексотом; никакой суд бы не вернул эти деньги Шроо).
Выдрессированная "общественная мораль", всегда оставалась на стороне сильных мира того, — на стороне: стукачей и прочих провокаторов, — и не было никакого смысла заморачиваться было с советскими судами — самыми “гуманными” в мире. Убитая вещь, как и первая любовь, уже не могли вернуться; делая его другим. Это Шроо понял давно, и никогда уже не оспаривал право агентов влияния распоряжаться чужими жизнями (как и вещами) в стране непуганых сексотов и их холуев — в СССР: в Сказочной империи Зла.
Шроо продолжал ходить в общежитие (как ни в чем не бывало), если только не писал стихи, лежа под радиоточкой. Слушая радио, он думал о только что покинувшей его девушке. Любовь выжигала его изнутри, словно он таскал в груди раскаленный камень. Он учился великому Терпению, ради великой звездной победы.
Мать поведала ему "историю о съеденным им сале", которую придумала ведьма "Манька", у которой он жил. Он — вытерпел и это; скрыв за артистической улыбкой.
Мать вынуждена была рассказать это ему, вернувшись из родительского собрания. Она договорилась: о продлении пребывания его на квартире у этой ведьмы. На другую квартиру, стараниями ведьмы, он не мог претендовать. Хозяйка согласилась взять Шроо, скорее всего, не от осознания собственной вины, а от обещанного ей, энергетического пиршества: высасывание из Шроо энергетической крови, приносило ей сытость и раздвинуло границы ее территорий. Тело молодого поэта, — его юность и будущее, — становилось ареной битвы энергетических вампиров, за пользование ими; властями (в том числе и потусторонними). Он же, удовлетворяя свои потребности, учился бороться и побеждать их (уже скоро развалится СССР (погубив многих сподвижников). Сексотам придется срочно превращаться в украинских чиновников, не прекращающих попытки воссоздать Сказочную империю 2.0, во главе с новым вампиром из КГБ.
Деньги, которые регулярно платила ей мать Шроо, служили ведьме хорошим подспорьем. Поэт приобретал так необходимую ему свободу — для упражнений по стихосложению.
…Мать находилась в глубоком раздумье; очевидно, под влиянием услышанного о ее сыне. Словно ей дали заглянуть на ту социальную помойку, где предстояло выживать ее сыну, благодаря тому, что она вызвала его на свет божий, не спросив разрешения у этих, так называемых, педагогов. (Однажды, к Шроо заглянут его соученики из этой школы, мать — даже — не появится к ним. Шроо (совсем недолго) будет упрекать ее в этом, пока ему не откроется глубокий смысл "содеянного"). Мать, как смогла, так и ответила на вызов общества. Она лишь проявила любовь к сыну (если бы так умели любить все женщины?)
Шроо заканчивал десятилетку, уже наглухо закрывшись в себе. С потерей самой чувственной привязанности, высвободилось много времени для творчества. Стихи спасали его от нахлынувшего одиночества, открывая новый мир познания и творческого покоя, в котором царит воображение, интеллект и внутренний диалог. Это была весна, когда все это расцветает эпитетами и метафорами. С хрустальным мостом в реальный мир, которые связывает мечта. Литература отлично справлялась с этой задачей; взяв шефство над новым своим “лишним” героем (в советской интерпретации). Шроо полностью растворялся в поэтической стихии. Когда нащупывались связи между отдельными словами, что определяло энергичное насыщение и пластичное развитие языковых форм общения с вечностью. Река поэзии, наполнялась определенным, жизненным смыслом. Шроо, уже не надеялся на приличный аттестат; мечтательно выглядывая лишь поэтическую насыщенность в будущей жизни. Он образовывался в Высшей космической школе — открывая в себе, шлифуя свой дар. Самообразование — как и всякий тяжкий труд, поднимало над окружающим миром, превращало дарвиновскую обезьяну в человека, — словно аттестат зрелости который, получал в подарок — отличительную творческую судьбу.
Шроо доучивался в Кременской десятилетке. Директором которой был: С…ко, — грузный воспитатель будущих сек. сотов и провокаторов. Учитель по украинскому языку и литературе, Р…нюк, ему под стать, такой же, тучный, рослый мужчина, с выпирающим животом; седовласый и с крупным лошадиным, рыхлым лицом, получивший от учеников прозвище "Пуп" (производивший впечатление законченного холуя; выныривающего на школьных линейках из-за спины своего патрона) образцово-показательно демонстрировал своими повадками: высший образец социального "подхалимажа". С…ко и Пуп, олицетворяли собою всю мощь "образцового" советского образования. Они не оставляли никому из своих питомцев шансов выбраться из прокрустового ложа сексотских порядков (в методику обучения не вводились выявление творческого потенциала — кроме, как дифференциации их, по социальному статусу их родителей, определяющего парадигму их дальнейшего развития в Сказочной империи). Убогою, выглядевшая украинская литература и язык, в исполнении такого качественного ее представителя в школе, как Пуп, полностью вписывалась в пространство той, сказочной, Украины. Вся цепочка: одни создавали пропагандистскую продукцию — эти "спiлчанскi генiї"-сексоты, как законченные кремлевские проститутки-провокаторы от литературы, — а другие травили ею мозги украинцев. Шроо смело вычеркнул эту "литературу" из своей жизни. Уже учась в Киеве, в геологоразведочном техникуме (распорядилась судьба), при наличии многих тамошних редакций, он слал стихи в Москву, иногда получая оттуда какие-то снисходительно-обнадеживающие отклики, хотя, позже он осознает им цену, что никто, никогда, и, ни при каких обстоятельствах, не станет их публиковать о официальной печати. Он учился создавать литературу, как бы для себя, и в себе, обустраивая ею свое внутреннее пространство. Словно заполняя строчки мелким бисерным почерком, после техникума, в его судьбе произошло какое-то событие наподобие: армии и тюрьмы в миниатюре — стройбат, — куда его преднамеренно запихнули на два года. (Отвечая, качественно, за выжившего отца на той войне, вынужденного "спасать свою шкуру", которому дважды удалось побывать в Красной армии, в качестве расходного материала и влезть в полицаи, чтоб не умереть в лагере смерти). Отец не делал никому зла — поэтому выжил. А также — освобождая двухкомнатную квартиру в районе Восход города Новосибирск для своего агента Леши Лобова.
С таким скверным "социальным наследством", Шроо не мог рассчитывать на удачу и признание. Он стал думать только о литературе. Это была подсознательная попытка выжить в том социуме, достичь признания; как нелюбимый ребёнок, пытается заслужить любовь своих родителей.
С отцом, сексоты, расправились двумя тюремными сроками. Охота на его сына — становилась ему расстрельным приговором уже при правлении андроповско-брежневского дуумвирата. Из сына, каплями, выдавливали его жизнь: убили первую любовь, устроили пытку стройбатом, лишали средств к существованию, лишали работ и признания. Любовь к литературе — слабые надежды на реинкарнирование в будущем в нормальной стране. С СССР, надо было убегать сразу, как только поднялся на ноги, как это делали евреи.
Молодость,
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
