Российская империя держалась в решающей степени на династическом и сословном принципе, а не на этническом и религиозном самосознании русских. Специфически имперский характер российского политического устройства обеспечивал возможность управления многонациональным государством, которое включало десятки народов, находившихся на разных ступенях развития, позволил России успешно конкурировать с колониальными империями Запада и выдержать борьбу с восточными империями. Сам факт достижения Россией международного статуса империи считался в свое время и в действительности был огромным достижением — не случайно потребовалось более двух десятков лет, чтобы после принятия Петром I титула императора в 1721 г. он был признан всеми великими державами: Швеция признала новый титул в 1723 г., Турция — в 1739 г., Англия и Германия — в 1742 г., Франция и Испания — в 1745 г.; позже всех Польша — в 1762 г.
— То есть можно сказать, возвращаясь к национальной политике, то, что её основной принцип состоял в создании некоторых преимуществ в правовом и материальном положении "инородцев" сравнительно с русскими?
— Да. "Инородцы" не закрепощались, не рекрутировались в армию, имели налоговые льготы и так далее, Налоговое бремя населения великороссийских губерний было в среднем на 59 % больше, чем у населения национальных окраин. Отрицательные последствия интеграционной политики центрального правительства после 1863 г. Есть такие забавные данные о национальном составе семи тысяч революционеров в 1907–1917 гг. Принимая революционную активность русских за единицу, оказывается, что латыши были в 8 раз активнее русских, евреи — в 4, поляки — в 3, армяне и грузины — в 2 раза. Среди руководства революционных организаций — всюду преобладали лица нерусского происхождения: среди народников в 1870-1880-х гг. на долю нерусских приходилось около 50 %, среди лидеров социалистов-революционеров и большевиков преобладали евреи, среди меньшевиков — грузины, евреи и лица других нерусских национальностей.
— А общая демографическая ситуация? Что просходило с населением в целом?
— Анализ динамики основных демографических процессов в России с начала XVIII по начало XX в. приводит к выводу: за 200 с лишним лет брачность, рождаемость и смертность заметно уменьшились, особенно в последней трети XIX — начале XX в. В результате этого произошло два важных демографических события: увеличились средняя продолжительность жизни и естественный прирост населения. В 1838–1850 гг. новорожденных мальчиков ожидала жизнь продолжительностью в 25, а девочек — в 27 лет, в 1904–1913 гг. — соответственно 32.4 и 34.5 года. Естественный прирост населения, долгое время бывший крайне изменчивым, обнаружил тенденцию к росту: с 1851–1860 по 1911–1913 гг. он вырос с 1.2 % до 1.68 %. Оба эти факта изменили режим воспроизводства населения, сделав его более рациональным.
— То-есть, это такая саморегуляция? Но при всей такой саморегуляции воспроизводство населения в России должно было быть невероятно тяжелым для российских граждан?
— Более того — девяти женщинам из десяти приходилось по 8-10 раз рожать, что реально устраняло их из общественной и культурной жизни и сводило по необходимости их существование к беременностям, ухаживанию за детьми, из которых более половины умирало, и к тяжелой работе, поскольку мужчины не могли без их помощи материально обеспечить семью. Например, крестьянка вынуждена была накануне родов до позднего вечера работать в поле, а после родов, которые в 97–98 % случаев проходили либо при помощи деревенских повитух, либо вообще без всякой помощи, уже на третий или четвертый день идти на самую трудную работу. Женщины из городских низов находились примерно в таком же положении. Женщинам из привилегированных слоев также приходилось помногу рожать, хотя они имели медицинскую помощь и послеродовой отдых. Данный режим воспроизводства населения был тяжелым и для мужчин, которые должны были добывать средства на большое число иждивенцев. Каждая трудящаяся семья несла огромные расходы на рождение и выращивание нового поколения, которые более чем наполовину оказывались бесполезными из-за громадной смертности детей. Эти полезные и бесполезные затраты задерживали экономический рост страны, препятствовали повышению благосостояния и сводили жизнь большинства трудящегося населения к работе и заботам о детях. Во второй трети XIX в. люди стали осознавать, что данное положение вещей ненормально, что необходимо регулировать рождаемость и уменьшить число детей до разумного числа. Это был мучительный процесс ломки старых стереотипов, традиций, поэтому он растянулся на несколько десятилетий и закончился в Европейской России только в 1960-е гг., когда окончательно завершился переход от традиционного к рациональному, или современному, типу воспроизводства населения.
— И с этим регулированием рождаемости в прошлом веке, по всей видимости, связано так называемое название "вымирание помещичьего крестьянства"?
— Этому феномену посвящена большая литература, но исследователи не могут прийти к общему мнению. Спор идет главным образом вокруг вопроса: что было главной причиной сокращения численности помещичьих крестьян — социальная мобильность или низкий естественный прирост, вызванный падением благосостояния? Миронов предлагает новое решение проблемы: следует говорить не о вымирании помещичьих крестьян, а о том, что они раньше других категорий крестьян стали регулировать рождаемость. Это позволило им уменьшить смертность детей, облегчить положение женщин и повысить или по крайней мере сохранять на прежнем уровне свое благосостояние. Нет ничего удивительного в том, что именно помещичьи крестьяне выступили пионерами регулирования рождаемости: у них было меньше земли, чем у казенных крестьян; они несли б?льшие повинности; они сильнее, чем другие категории крестьян, тяготиться крепостной зависимостью. Вполне вероятно, что способам регулирования рождаемости они учились у помещиков прямо или через дворовых.
— А вот есть мифы или, по крайней мере, сложившиеся представления о том, что рождаемость регулировалась через тривиальное убийство — например, нежелаемых в семье девочек.
— В источниках нет ни одного свидетельства об обычае убивать девочек или детей вообще. Напротив, убийство детей всегда рассматривалось как тяжкое преступление, если не по гражданским, то по духовным законам (шестая заповедь Закона Божьего), которые имели для населения не меньшее значение. Женский пол в России всегда плохо учитывался во всех переписях и расчетах численности населения, особенно до середины XIX в. Например, согласно данным учета посещения причастия и исповеди в XVIII в., девочек до 7 лет насчитывалось на 26 % меньше, чем мальчиков. В метрических ведомостях вплоть до 1840-х гг. пропорция девочек среди новорожденных была ненормально низкой, зато и в числе умерших девочек было в 2–3 раза меньше действительного числа умерших. Но это не означает, что девочек убивали, потому что по другим источникам в конце XVIII в. во всем населении доля мужчин равнялась 50 % и лишь начиная с XIX в. стала снижаться и достигла к 1897 г. 49 %. Одна из причин недоучета женского пола состояла в том, что податной единицей выступала "мужская душа", вторая причина — в приниженном социальном статусе женщин. В пользу своего мнения автор приводит и следующий аргумент: если бы детоубийство практиковалось в широких размерах, то логично предположить, что
