наши ответы не порадовали, он рассчитывал, что мы начнем ябедничать и оговаривать Чуму, потому он прищурился и прошипел:
— Какое странное единодушие! Вы состоите в сговоре?
Вопрос адресовался мне, я встал и ответил:
— Нет, мы просто дружим, а друга в беде бросать нельзя. Разве это неправильно?
Директор махнул рукой и отвернулся, ему нечего было возразить. Пришла очередь беспредельщиков отвечать за свои деяния. Дрэк поднял Барика. Он потупился и проблеял:
— Извините, пожалуйста, я больше так не буду.
— Что не будешь? — рыкнул его отец, занес руку для удара, но сжал кулак.
— Начинать драку. Я был неправ, что наехал на Меликова.
— И-и? — протянула Елена Ивановна со злорадством. — Что дальше? Что ты должен сделать, а?
Пожевав губами, будто старик, Барик проблеял, глядя в пол:
— Рамиль, извини меня.
Меликов сделал вид, что не услышал. Борецкий-старший, сжал переносицу пальцами, на его лице была такая боль, словно это его подвергают унижению.
— Дома поговорим, — процедил он, и у Барика затряслась рука, которой он опирался на парту.
Плям, для родителей и учителей Вовка Городков, оказался на удивление красноречивым. Приложив руку к сердцу, он горячо произнес:
— Мне очень жаль, что так получилось. Больше не повторится.
— Как получилось⁉ — рявкнул директор.
— Что… — он покосился на Барика виновато, — что не попытался отговорить товарищей от неправильных поступков.
По сути, он открестился от гоп-команды, и получит за это. Ему не позавидуешь: бабушка старенькая, ей нервничать нельзя, и видно, что он ее жалеет. А с другой стороны — кореша и коллективная ответственность.
Вообще ситуация странная, каждый оказался меж двух огней: родители с одной стороны, друзья — с другой. Аргументы и оправдания, которые приняли бы одноклассники, для взрослых прозвучат, как вызов. То, что хотели бы услышать взрослые, для одноклассников будет выглядеть как жалобы и стукачество.
Неопрошенным остался только Карась, директор нехотя предоставил ему слово. Я еще раз обернулся и посмотрел на приличную в меру ухоженную светловолосую женщину, мать Карася. Вот уж родила царица в ночь… Причем природа дважды продемонстрировала свой черный юмор: дочурка у нее — крокодилица и та еще оторва.
— А я че? Я ниче. Чисто мимо проходил, — брякнул Карась и сел на место.
— А теперь остаются взрослые, а дети уходят, — распорядился дрэк.
Мы высыпали в галерею возле мужского туалета. У окна нас ждала бледная и взволнованная Гаечка, для нее вызов к директору был чем-то невероятно страшным, и она за нас переживала.
Барик был так озадачен, что даже на лебезящего Пляма не наехал — морально готовился к порке. Значит, будет шелковым где-то неделю, потом потребуется закрепить эффект.
Карась, разинув рот, прилепился ухом к двери и замер. А потом вдруг дверь распахнулась, и он получил по лбу и отлетел в сторону.
Это выглянула Елена Ивановна, догадавшаяся, что кто-то будет подслушивать, погрозила ему кулаком. Рамиль прыснул в кулак и сказал:
— Ну, Карась, ты и дебил! Что у тебя все припекает? Стой и жди.
Исход этого заседания предсказуемым: Барику и Пляму вынесут предупреждение, Чуму, скорее всего, отчислят, нам погрозят пальцем и поставят неуд в четверти. Неприятно, но это — яркое воспоминание в копилке памяти и событие, с которого начинается другой отсчет для целого коллектива.
Останься я взрослым, скорее всего, вообще забил бы на школу и пошел зарабатывать деньги. А может, и нет. Может, он-я сообразил бы, что, создавая другие условия учебы для такого количества людей, он оказывает колоссальное влияние на реальность.
Но для него-меня не было бы поражений и достижений, головокружительных взлетов и падений, просто день сменялся бы днем, минус — плюсом. Но все равно странно, что для реальности более ценен такой я — сомневающийся, трусоватый, временами нерешительный. Или просто взрослый я нужнее в другом месте?
Глава 8
Что не так⁈
Директор продержал родителей около получаса. Все это время мы ждали в галерее, Карась, который случайно попал под раздачу, крутился рядом и метался между нашей командой и гоп-компанией, сократившейся до двух человек. Барик и Плям уединились в туалете, чтобы мы их не трогали, но Рамиль, который и раньше с ними часто махался, встала возле входа и отпускал язвительные реплики:
— Ну как вам там, петушки? Место свое нашли?
У гопников хватало ума не провоцировать, у Рамиля — не лезть к ним, а чуть поиздеваться он имел право — они его весь предыдущий год гоняли. Минаев был с нами, а потом присоединился к Рамилю, заглянул в туалет и прокукарекал. Сам сделал, сам посмеялся.
Я следил, чтобы они не переусердствовали и не спровоцировали очередную драку.
Наконец дверь распахнулась и, перемежая мат с угрозами убить ушлепка, вылетел Чума-старший, его шаги прогрохотали по коридору и стихли на лестнице. Потом вышел Леонид Эдуардович. Правильно, что он тетю Лору не стал вовлекать: мужское дело следует разруливать мужчинам. Я пригласил маму, потому что не хотел волновать отца, он еще был на больничном после операции, но его дернул дрэк.
— Ну что? — спросил я у отца Илья.
— Что-что… — задумчиво произнес Каретников-старший и заговорил о своем, — идея неплоха.
Он пожал руку моему отцу, затем — родителю Чабанова, подождал Меликова и мамаш Минаева и Карася и продолжил:
— Но методы реализации сомнительны.
— Я бы сказала — неприемлемы! — возразила мамаша Карася.
Будь такое возможно, я бы предположил, что сын и дочь не от нее. Приличная воспитанная женщина. Знала бы она, что ее дочь творит, выключила бы пацифизм.
— Не стоит чуть что распускать руки, — поддержала ее моя мама.
Отец зыркнул на нее недобро, на меня и промолчал, хотя видно было, что он хочет что-то сказать. Но его опередил Каретников и произнес:
