– Я не психолог! – остановившись, срываюсь я. – Уже говорила, что тебе нужен психолог! Если действительно хочешь вправить себе мозги, иди к профессионалам! Не надо липнуть ко мне, делая вид, что ты такой бедный! Я на твои дурацкие сказки не куплюсь! Понял?! – отворачиваюсь и, не дожидаясь ответа, иду дальше.
– Хорошо, – слышу со спины. Останавливаюсь, оборачиваюсь. Он смотрит под ноги. Сокрушается, но одновременно с тем злиться. Он сжимает кулаки. Мышцы шеи напряжены. Видно, как ему не хочется говорить это. – Хорошо, если я пойду к психологу, ты сходишь со мной?
– Я? С чего бы мне идти с тобой?
– Я же уже сказал, – через силу пытается выдавить он. – Мне нужна помощь. Один я не смогу.
– Сходить к психологу? Не сможешь? – Он не отвечает. Я добавляю: – Что, не так уж это и приятно, Ламбер, когда приходится поступиться гордостью?
– Я в дерьме, – говорит он, поднимая взгляд на меня. Взгляд жалобливый. Уж от кого-кого, а от него я точно не ожидала подобного. Мне почему-то становится стыдно. Мне почему-то становится его жалко.
– Ладно, – я опускаю голову и пытаюсь смириться с тем, что вот-вот собираюсь согласиться. Согласиться помочь самому неприятному мне человеку. – Я схожу с тобой.
Он смотрит на меня. Не говорит ничего. Только в глазах я могу прочитать немое, слабое, еле заметное «спасибо». Тут до меня доходит:
– Это будет считаться, что я выполнила свою часть сделки? – Он слабо кивает. – Тогда… хорошо.
Ещё некоторое время мы прогуливаемся по улицам, не решая заговорить. Меня ужасно раздражает эта неловкость.
– А что насчёт фильма? – решаю спросить я.
– Что?
– Съёмки завершены или есть надежда, что всё продолжиться.
– На сколько мне известно, через несколько дней в город пребывают режиссёр и продюсер проекта. Если они будут согласны продолжить работу, тогда, может, и съёмки продолжаться тоже.
– И какова вероятность, что они будут согласны?
– На сколько я знаю, режиссёр серьёзный. Он не оставит всё просто так. К тому же, вроде все разрешения на съёмки в Индонезии получены.
– Ты же понимаешь, что всё из-за тебя… – я запинаюсь на полуслове. – Из-за нас. Из-за наших с тобой скандалов и ссор?
– Раньше я бы сказал, что это не так. Но сейчас… наверное соглашусь с тобой.
– Как великодушно.
– Мы оба в незавидном положении.
– Если продолжим вести себя так дальше, не видать нам карьеры… – говорю я куда-то в сторону.
– Тогда придётся постараться.
Я смотрю на Кристофа, и понимаю, что он не шутит. Неужели до него дошло, что мир не крутиться только вокруг него?
Глава 22.
Кристоф.
Через пару дней весь актёрский состав снова собирается на студии, чтобы познакомиться с продюсером и режиссёром проекта. Но все и так прекрасно понимают, что никакое это не знакомство.
– Дамы и господа, рад приветствовать вас всех! – говорит режиссёр. По правую и левую руку от него стоят продюсер и писака. – Полагаю, все и так уже знают моя имя, но ради приличия всё же представлюсь: Кевин Торрино. За последние пятнадцать лет я снял восемь успешных фильмов, каждый из которых окупился, минимум, в два раза. Надеюсь, вы понимаете, что к работе я подхожу серьёзно и требую того же от своих коллег по площадке. До меня дошли слухи, что с недавнего времени в коллективе разлад. Происходят какие-то скандалы, недопонимания и срывы рабочего процесса. В основном, это касается исполнителей главных ролей.
Он оборачивается на меня. Уводит взгляд, продолжая речь.
– Хочу сказать заранее, этот фильм я планирую завершить так же хорошо, как и предыдущие. У меня нет желания разбираться с вашими личными проблемами. Нет желания откладывать съёмки, искать новых актёров и заниматься разгребанием прочих проблем. Если кто-то не заинтересован в продолжении работы, прошу покинуть площадку сейчас же.
Замолкает и внимательно осматривает весь актёрский состав.
– Если же таких нет, – продолжает, – тогда требую соблюдать все условия подписанного вами контракта. В договорах чётко обозначено что вам можно, а чего нельзя. Также там указаны штрафные санкции, которые ожидают вас за неисполнение условий контракта.
Он снова внимательно осматривает всех актёров, как какой-нибудь вояка. Генерал, отчитывающий своих солдат.
– Я не собираюсь штрафовать и увольнять вас за все предыдущие промахи и косяки, меня здесь не было, я не мог повлиять на происходящее. Но скажу сразу, – он чуть повышает голос, – Если определённые персоны продолжат вести себя на площадке непрофессионально, моя реакция не заставит долго ждать. Надеюсь, всем всё ясно.
Пару лет назад я бы с удовольствием послал бы его. Но сейчас, когда чувствую себя второсортным актёром, у меня как будто не хватает на это смелости.
– Понятно, – недовольно говорю я первым. Говорю недовольно, но всё равно соглашаюсь. Это всё, что я могу сейчас сделать.
Эвелина смотрит на меня. Она оборачивается к режиссёру и говорит:
– Понятно.
Дальше начинают соглашаться и остальные актёры.
– Прекрасно, – хлопает в ладоши режиссёр и передаёт слово продюсеру.
Продюсер проводит небольшое знакомство, вводит всех в курс дела, называет точные сроки репетиции и съёмок, после чего просит помощника подойти. Свою речь он завершает словами:
– Всё расписание и все данные по распорядку будут высланы вам на почту. Репетиции начинаются с завтрашнего дня. На сегодня все могут быть свободны. Кроме вас, господин Кристоф, и вас, госпожа Сафронова.
– Вот так сюрприз, – недовольно говорю я стоящей рядом Эвелине. – Все свободны, а мы как будто какие-то прокажённые.
Она тычет локтем мне в бок.
– Нужно было меньше выпендриваться.
– Сама придумала? – усмехаюсь я.
Она презрительно смотрит на меня, после чего отправляется к продюсеру. Приходится идти следом.
– Рад знакомству, – продюсер протягивают нам руку. С обоими обходится простым рукопожатием. – Задержал вас, потому что хотел узнать о ваших отношениях.
– Отношениях? – чуть не закашливается Эвелина. – О каких отношениях?
Продюсер сохраняет каменное спокойствие, не показывая вообще никаких эмоций.
– Господин Карвин жаловался на вас. Я бы с удовольствием убрал вас и провёл новый кастинг, пока не поздно, – сходу рубит он, – но господин Карвин слишком дорожит вами. Уж не знаю, с чем это связано, но я вынужден считаться с его мнением. Никогда не занимался ничем подобным, но ведь всё бывает впервые, – он вопросительно-утвердительно пялиться на нас. – Хочу узнать, что происходит. Почему ваше поведение совсем не сочетается со словом «профессионализм»? Вы двое находитесь на тонкой грани. Оба в незавидном положении. – Играет, козёл, играет доброго, но по лицу видно, что тот ещё мудак. Да и не только по лицу, а вообще по всем его движениям, немного манерным, немного напыщенным. Строит из себя хер пойми что. Мудила… Он смотрит на меня. – И если госпоже Софроновой особо нечего терять, это просто её возможность появиться на больших экранах, то для вас, господин Ламбер, на сколько мне известно, это последний шанс не потерять свою известность. Я ведь прав?
