покачал головой, вдевая ногу в стремя.
Глава 15
– Мурин, но это же… Это совершенно ужасно. – Ельцов меленько моргал.
– Если только ты прав, – напористо уточнил граф Сиверский. Губы у него были сжаты в нитку, желваки подрагивали, сузившиеся глаза так и впились Мурину в лицо.
– Сивер, я не знаю.
– Не знает он! – фыркнул Сиверский. – Бросить такое обвинение, а потом – «я не знаю»? Вдруг ты ошибся?
– А что, если он все-таки прав? – подал голос Ельцов.
– Вашу мать… – Сиверский начал ходить туда-сюда, нервно пиная что попадалось – камешки, траву.
– Господи, Васька, не маячь, и без тебя мысли разбегаются, – взмолился Ельцов.
Сиверский остановился, сплел руки на груди, но в покое продержался лишь мгновение: пальцы начали барабанить в сгибах локтя. Глаза смотрели в сторону.
Мурин понимал его тревогу вполне: для Сиверского, за спиной которого не было ни состояния, ни влиятельной родни, любой неверный шаг мог иметь куда более плачевные последствия, нежели для Ельцова с его богатой теткой или для самого Мурина, а уж такой шаг, о котором шла речь! Мурин предложил:
– Уйди, если хочешь. Ты ничего не знал, я ничего тебе не говорил.
Сиверский покачал головой:
– Не в этом дело. Мурин. Что, если ты ошибся?
– А меня во всем этом смущает француз, – заявил Ельцов. – Как можно сейчас верить французу? Да он прохиндей!
– Мне он показался честным малым, – возразил Мурин.
– Чтобы спасти свою шкуру, он тебе и не такого бы наплел!
– Он не знал подробностей. А советы дал – дельные.
Ельцов покачал головой:
– Все равно. Француз порядочным человеком быть не может. Не сейчас.
– Да не о нем речь! – огрызнулся Сиверский. – На него мы все равно сослаться не можем.
Мурин был до смерти ему признателен за это «мы».
– Так, Мурин. – Сиверский расплел руки, встряхнул растопыренными пальцами. – Давай еще раз. Расскажи все по порядку. А мы с Ельцом теперь будем слушать внимательно. И попробуем тебя подловить. Если заврешься, то мы это уясним прямо здесь, и тогда обещай, что больше об этой истории ни слова, идет?
– Я согласен, – поспешил Ельцов. – Если ты в дураках, чур без обид.
Мурин кивнул, прочистил горло и начал заново:
– В общем, вы помните, как нас размешали с москвичами, раз мы города не знаем. Ну вот. В первый день это и случилось. Я и Изотов объезжали улицы. Я остановился отлить. И тут Изотов такой: там кричала женщина, звала на помощь и по-французски. Я ничего не слышал. А он такой: пойдем проверим, как бы не стало поздно.
Ельцов и Сиверский смотрели перед собой, взгляд у обоих стал пустым – они пытались представить себе события, о которых рассказывал Мурин.
– Ну мы и пошли. Я с пистолетом. Изотов с саблей. Вошли. Пусто. Никого. Поднялись на второй этаж. Там точно была дама. Перепуганная насмерть. Она пятилась назад. Хорошенькая. Ну, в темноте все хорошенькие, – попробовал пошутить Мурин.
Но Сиверский переспросил без улыбки:
– То есть там было темно?
– Ну не как в жопе. Но окна были заколочены досками. Чуть-чуть света сквозь щели.
Сиверский кивнул, взгляд его снова стал отсутствующим – вернулся в нарисованный воображением мир.
– Ну вот, – продолжил Мурин. – Изотов попытался ее успокоить. На своем говенном французском, конечно, но, в общем, наши мирные намерения нельзя было не понять… И все-таки она была напугана.
– Не бросилась вам на шею, благодаря за спасение? – ухмыльнулся Ельцов.
Мурин покачал головой:
– Нет.
– Ну, это как раз понятно, – пробормотал Сиверский. – Она же знала, что в доме прячется злодей.
– Так я это и понял. Тогда…
– Но ты рассказывай сейчас по порядку, – напомнил Сиверский.
– Я пытаюсь. Но здесь порядка будет немного. Потому что началась катавасия. Изотов вдруг как заорет: «Ложись!» Ну и понятно, что люди делают, когда кто-то орет «ложись!». Но дама – как лицо цивильное…
Ельцов фыркнул и захихикал:
– Она упала на спину и раздвинула ноги.
– Обоссаться, как смешно, – сурово глянул на него Мурин.
– Простите. Я когда волнуюсь, глупые шутки сами так и лезут.
На это сердитыми взорами ответили оба, и он хлопнул ладонь себе на губы, мол, молчу-молчу.
– Ну вот. Я сообразил, что она не может знать, что это значит, поэтому кинулся и хотел ее повалить.
Глаза Ельцова опять блеснули, но на сей раз он сдержался.
– Но пол был разбит, я этого не видел, а полетел прямо в дыру. И тут бабахнуло.
Он остановился и уставился на Сиверского: тот загибал пальцы, шевелил губами. Посмотрел на сжатые пальцы. Потом на Мурина:
– Ну? А ты? Тебя вырубило?
– Нет. Через дыру в потолке я даже увидал злодея, но неясно, только фигуру. Там же все белым-бело от дыма было после взрыва. А потом меня Изотов выволок. Его самого зацепило. Но не сильно. Он мне и сказал, что мародера, который гранату бросил, он зарубил. Снаружи я увидал, что на мостовой лежит и стонет раненый. Но тогда подумал, что его щепой задело. И зеваки там уже сбежались. А дамы не было, и я пошел за ней обратно в дом. А там ни хрена толком не видать. Сплошной дым. Но ее я нашел. Только она уже была мертва. И злодей был мертв. Сразу видно, отребье: грязный, вонючий. И на пальце у него было вот это.
Мурин вынул кольцо.
– 17 июня. Вместе навсегда, – прочел Ельцов. – Венчальное.
– Вот именно, – подтвердил Мурин.
– Маленькое, – заметил Ельцов, – дамское. Это ее. А он у нее спер.
– Я тоже так подумал. Тогда.
– По порядку! – тут же одернул Сиверский.
Мурин кивнул.
– Ага. Ну вот. И тогда я подумал…
Мурин умолк. Кончик уха начал гореть. Было стыдно еще раз пересказывать товарищам свои сентиментальные мысли.
– Я подумал. Гм. О том… э-э… человеке. Который… который… ну, в общем…
– Ее бель ами, – быстро выправил Сиверский, не столь сентиментальный. – Ну, Мурин, ты даешь, конечно.
– А по-моему, шарман, – возразил Ельцов. – Правильно, Мурин. Будет что потом барышням вкручивать, они чувствительных любят.
Мурин закатил глаза.
– Не в этом дело! Представьте, если б ваша возлюбленная, больше – жена! – померла, а вы об этом ни ухом, ни рылом?
Сиверский опять сощурил глаза, покачал головой:
– Именно. Сколько сразу осложнений законного толка: имущество, духовная, повторное вступление в брак.
– Вот сухарь, – отмахнулся от него Ельцов. – Васька, с таким складом ума не будет тебе в жизни счастья. Бери пример с Мурина. Богатые невесты ищут в женихах чувствительность. Деньги у них и самих есть.
Сиверский только покосился на него. Потом снова выжидательно посмотрел на Мурина.
– Вот, собственно, и все, – развел тот руками. – И я стал искать.
Сиверский задумчиво кивал, поджав губы, точно ждал продолжения. Мурин добавил:
– И это заняло какое-то время. Потому что оказалось, что сейчас в Москве все врут обо всем и у каждого для этого есть какие-то свои причины, не обязательно относящиеся к делу, о котором идет речь, а просто потому, что мир сейчас стал уж больно сложным местом. Каждый карабкается как умеет.
Умолк и он.
– Теперь можно вопросы? – вызвался первым Ельцов.
– Валяй, – махнул Мурин.
– Этот Шольц. Мне кажется, надо его догнать и хорошенько из него все вытрясти. Невиновный не удрал бы. Почему ты сбросил его со счета?
Отозвался Сиверский:
– Кретин. Потому что Мурин сам видал, как злодей шуровал там после взрыва. Это не мог быть Шольц. Шольца вынесло взрывом на мостовую.
– Сам кретин, – обрезал Ельцов.
– Но я же прав?
– Да, Сивер, ты прав. И должен сказать, эта мысль пришла мне в голову куда позже, чем тебе.
– Легко судить, когда тебя самого это не касается, – великодушно оправдал его товарищ.
Мурин продолжил:
– Шольц жулик и брехло, а в сущности – несчастный человек. И когда я понял, что это сделал не Шольц, то задался вопросом: кто же это сделал? Кто еще там был?
Все трое помолчали. Мурину казалось, он слышит, как у его товарищей учащенно бьется сердце. Сиверский сжал губы, разомкнул:
– А тебе не кажется, что самое простое объяснение – самое верное? Мародер. Он отнял у женщины обручальное кольцо. И бог весть что еще
