— А что делать с женщиной? Ее тоже привезти?
— Нет, не надо. Впрочем, если это высокая красавица брюнетка по имени Мирелла, то захвати и ее. Люка метнул завистливый взгляд на пенящиеся кружки пива и молча вышел.
Дверь распахнулась, словно от порыва ветра, и появился Жанвье, возбужденный и сияющий.
— Порядок, шеф! Ее нашли! — завопил Жанвье.
— Маринетту?
— Да. Лагрюм звонил, сейчас он ее привезет. Ничего с его машиной не случилось — оказалось, что в сумерках этот трактир — «Феликс и Фелисия» — не так-то просто разыскать. Это за Помпонном, на проселочной дороге, которая теряется в поле.
— Сообщила она что-нибудь?
— Клянется, что не знает, в чем дело. Услышав выстрелы, она сразу же подумала о Лоньоне и испугалась, что и до нее доберутся.
— Почему?
— Не объясняет. Но Лагрюм говорит, что готова ехать к нам без всяких ломаный и попросила только показать ей полицейский значок.
«Самое большее через час она будет на Кэ-дез-Орфевр, — подумал Мегрэ. Если в „Рице“ все пройдет гладко, то к этому времени здесь будет и Эд Голлан. Конечно, поднимет шум, крик, будет угрожать звонком в посольство. Сегодня это будет уже второе посольство, просто с ума сойдешь!»
— Алло! Да. Он самый, дорогой мистер Пайк!
Старший инспектор Скотланд-Ярда неторопливо и обстоятельно поведал обо всем, что разузнал.
Скорее всего он вслух зачитывал лежавшую перед ним справку, дважды повторяя особо интересные детали.
Ему и впрямь было что сообщить. Так, например, что Герберт Мьюир, первый муж Миреллы, не прожив и двух лет с молодой женой, возбудил дело о разводе.
Суд удовлетворил иск, «признав доказанным факт незаконного сожительства ответчицы миссис Мьюир с соответчиком по делу мистером Стэнли Хобсоном».
Мало того, что их накрыли на окраине Манчестера, в квартале с весьма сомнительной репутацией, где Хобсон снимал квартиру, удалось также установить, что они постоянно встречались там почти два года, чуть не со дня свадьбы Миреллы.
— Напасть на следы Стэнли в Лондоне мне пока не удалось, — продолжал мистер Пайк. — Надеюсь, что смогу завтра предоставить вам последние сведения о нем.
Я уже подослал двух человек в Сохо[3]— тамошние полицейские участки всегда в курсе всех новостей уголовного мира.
Да, чуть не забыл. Учтите, что кличка Хобсона — Лысый Стэн, только так его и называют среди «своих». Ему и двадцати пяти не было, когда он потерял все волосы; после какой-то тяжелой болезни у него вылезли даже брови и ресницы.
Мегрэ стало жарко. Приоткрыв окно, он взял было с подноса одну из кружек, но в этот момент в коридоре послышался чей-то громкий голос. Комиссар не разобрал слов, но сразу же уловил характерный американский акцент во французской речи.
Судя по возбужденному тону, пришедший, вернее — доставленный, отнюдь не горел желанием познакомиться с ним. Комиссар широко распахнул двери и с самой приветливой и простодушной улыбкой, на которую был способен, произнес:
— Входите, прошу вас, мосье Голлан. Бога ради, простите за беспокойства!
Глава 6Избранник Миреллы
Несмотря на пасмурный холодный день, Эд Голлан — высокий, худощавый брюнет, постриженный под ежик, — был без пальто. В облегающем костюме из легкой материи он казался еще более долговязым и тощим, чем на самом деле.
Говорил он хотя и с акцентом, но на правильном французском языке, и даже сейчас, в сильном раздражении, не подыскивал слов.
— Этот вот господин, — сказал он, тыча пальцем в Люка, — действительно потревожил меня в самый неподходящий момент — я был с дамой!
Мегрэ подал Люка знак выйти из кабинета.
— Весьма сожалею, господин Голлан. Но о вашей, гм, даме, право, не стоит волноваться. Неприятности подобного рода в ее профессии, увы, дело обычное.
Искусствовед проглотил пилюлю.
— Я полагаю, речь пойдет о моей машине? — спросил он.
— Машина ваша — желтый «ягуар», не так ли?
— Была моя.
— То есть как «была»?
— А так. Сегодня утром я лично заявил в полицейском комиссариате первого района, что ее угнали.
— Где вы были вчера вечером, мосье Голлан?
— У мексиканского консула, в его доме на Итальянском бульваре.
— Вы там ужинали?
— Да, вместе с доброй дюжиной других приглашенных.
— В начале одиннадцатого вы еще были там?
— И в начале одиннадцатого и даже в два часа ночи, можете в этом удостовериться, если хотите, — резко сказал Голлан и, бросив недоуменный взгляд на поднос с пивом и бутербродами, добавил:
— Нельзя ли узнать, наконец, в чем дело?
— Одну минуту. Я тоже спешу, даже больше вас, поверьте. Тем не менее давайте уточним все по порядку. Вы оставили свою машину на Итальянском бульваре?
— Нет. Вы лучше меня знаете, что места для машины там не найдешь!
— Где вы видели в последний раз свою машину?
— На площади Вандом, на стоянке отеля «Риц». Оттуда до дома моего друга консула всего несколько сот метров.
— Во время ужина вы никуда не отлучались?
— Нет.
— Вам не звонили туда?
Он заколебался, словно удивившись, что Мегрэ это известно.
— Да, звонила женщина.
— Женщина, имени которой вы не хотите называть, так? Это была мадам Йонкер?
— Может быть, и так, я действительно знаком с Йонкерами.
— По дороге в отель вы заметили, что вашей машины нет на стоянке?
— Я возвращался не через Вандомскую площадь, а по улице Камбон захотелось пройтись.
— Вы знаете некоего Стэнли Хобсона?
— Вот что, господин Мегрэ, я не отвечу больше ни на один вопрос, пока не узнаю, в какое дело вы пытаетесь меня впутать.
— Случилось так, что некоторые из ваших друзей попали в затруднительное положение.
— Кто именно?
— Скажем, Норрис Йонкер. Если не ошибаюсь, вы для него покупали и продавали картины?
— Я не торгую картинами. Иногда музеи или частные лица доверительно сообщают мне, что за определенную цену они хотели бы приобрести ту или иную картину того или иного художника. Если во время своих поездок я узнаю, что продается нужная картина, я сообщаю им об этом — вот и все.
— Без комиссионных?
— Вас это не касается! Это дело финансовых органов моей страны.
